Мы затуманили всем мозг и отформатировали литературу, сделав из неё "новый реализм". Мы для кого-то — агрессивные бездари-сорняки, расчищающие локтями себе место под солнцем. Но уже совсем скоро никто и не вспомнит, что может быть что-то иное.
Мы утвердили новый формат, а всё, что в него не вписывается, уходит в резервацию внесистемной внеформатной литоппозиции. Таковы уж они — любители норных инстинктов.
Мы — "цветущая пора", и пришли не с пустыми руками, а принесли "мужественно твёрдый и ясный взгляд на жизнь". Ещё Николай Гумилев говорил за нас: "Мы становимся причастны мировому ритму, принимаем все воздействия на нас и в свою очередь воздействуем сами". Мы открыты, распахнуты, готовы обнять.
Мы — победители, все кто не с нами — аутсайдеры с выжженным тавром неудачника. Мы ярки, прекрасны, молоды и деятельны. Мы верим только в свою силу, свою волю, в бушующую наглость. Другие — фаталисты, падающие ниц перед любыми препятствиями. И пусть себе роют дышащие холодом "метафизические" норы, мы будем осваивать жизнь полной и широкой грудью!
Кто нам запретит?! Ведь всё в наших руках!
Мы делаем будущее, мы формулируем идеал. Нам двадцать-тридцать, мы от Камчатки до Калининграда. Мы не одеваем кепки от солнца и не закрываемся в футляр кондовых стереотипов и бессмысленных псевдоинтеллектуальных рассуждений.
Мы говорим с миром, мы говорим со светом, а кто-то в это время шарит по углам своей душной мозговой бани. Ну что ж, каждый выбирает себе своё...
Пусть для других литература — иссохший родник с паутиной и пауками, но для нас она бьёт ключом. Если кто-то прозревает её финал и бьётся в апокалиптических конвульсиях, то мы радуемся всему новому, которое неисчерпаемо.
Если кому-то нравится разделять на правых и левых, своих и чужих, расписывать градации и выискивать философский камень критериев — мы разве против?! Мы не выискиваем атавизмы, а принимаем мир в его полноте. И если кто-то считает иначе, мы не против. Нам никто не мешает, и мы можем вместить всех, потому как победили!
Когда мы любим, страдаем, радуемся и восторгаемся, возможно, кому-то это и не понять. Но как можно рассказать о любви, о смерти, о жизни и вере? О метафизике можно написать надрывный трактат, а обо всём этом как? Если иные к тому же глухи и рецепторы их бесчувственны?..
Нашими руками движет нерв эпохи, вышибая пульсирующие знаки из-под клавиш. Если кто-то прохладен, если не слышит, не видит, не чувствует, а без конца всматривается в чистый лист... Что ему можно предложить? Как возможно было убедить староверов-дырников в том, что Бог светит не через щель в их деревянном срубе?
Нам говорят, что был плох реализм, который "новый". Возможно, и так. При диахронном подходе, обозревая историю, многое кажется мелким и малозначимым. Но главное, он был. И что предлагается взамен? Литературный исход в пензенскую пещеру и ожидание там конца времён в мазохистском экстазе?
А если завтра скажут: на фиг литература! И фаталисты согласятся, пропев: они победили... Мы опять будем заявлять "новый реализм" и делать через него искусственное дыхание.
Но мы-то никому не проигрываем. Никогда. Потому что другие... Мы победители, и это записано у нас на подкорке, и иными уже не сможем быть.
Нас обвиняют, но мы не оправдываемся. Нам говорят, надо судить, но мы хотим понять и познаем.
Мы вместе, но мы — по отдельности. Мы — полк, но и индивидуальности. Есть "мы", но какие контуры этого "мы", каковы очертания, сами плохо представляем. Потому как нет его граней: мы — это импульс, это воля.
Возможно, для кого-то это местоимение лишь коллективный образ врага. Враг необходим, он лаком. Им можно многое оправдать. Если кому-то это нужно, то ради Бога, с нас не убудет.
Наш мир — мозаичен и пёстр, другие надевают очки дизъюнкции "или-или" и начинают препарировать лягушек.
Мы победили! А теперь расскажите где и как... Надеюсь, об этих деталях поведают нам наши беспристрастные летописцы, которым надоест блуждать в трёх соснах доморощенной метафизики.
Пока же скажу одно: мы вырвали литературу из чёрной банки с пауками, в которую её пытались загнать. И в этом мы радикалы.
Продаем оросители общего назначения - дренчерные оросители, спринклеры 4
Владимир Бондаренко ВЕЛИКАЯ КЕЛЬТСКАЯ ШКОЛА
Вернувшись в очередной раз из Ирландии, пообщавшись с учеными и писателями, я окончательно убедился в некоей кельтской отдельности внутри английской литературы. Попробуйте изъять из привычной обоймы английских классиков писателей кельтского происхождения — и вы убедитесь, насколько английская литература обеднеет. Да и в самой английской литературе писателей-кельтов можно достаточно легко отличить по дерзости ума и фантазии, по буйности воображения, по мрачной ироничности и готичности стиля.
От Джонатана Свифта до Вальтера Скотта, от Майн Рида до Шеридана, от Мэтьюрина до Голдсмита, кельты всегда выделялись на общем британском фоне величием замыслов. Кельтскую литературу я бы скорее сравнил с русской, нежели с англо-саксонской. Особенно это стало заметно в конце XIX-начале XX столетия, когда вместе со взлётом кельтского национального самосознания, с вооруженной борьбой за независимость Ирландии стала особенно заметна и великая кельтская школа в литературе. Дело даже не в пересказе сюжетов о Тристане и Изольде или о короле Артуре и рыцарях Круглого стола. Ирландский эпос, ирландские сказания и саги стали достоянием мировой культуры, но и новейшая литература конца XIX-начала XX века определялась дерзкими поисками писателей-кельтов. Многие из них переехали в Лондон или Париж, иные крайне скпетически относились к ирландскому патриотическому движению, но по-прежнему не желали чувствовать себя англичанами, ощущали свою кельтскую особость. Какая мощная когорта: Оскар Уайльд, Бернард Шоу, Артур Конан Дойль, Джеймс Джойс, Уильям Батлер Йейтс, Сэмюэль Беккет, Брем Стокер, Шон О`Кейси… Они и сами чувствовали свою инаковость среди англичан, и даже подчеркивали её. Как горько шутил Бернард Шоу: "Англия захватила Ирландию. Что было делать мне? Покорить Англию". Они её и покорили. Друг Бернарда Шоу, писатель Честертон подчеркнул: "Бернард Шоу открыл Англию как чужеземец, как захватчик, как победитель. Иными словами, он открыл Англию как ирландец". Они стали лучшими среди коренных англичан, стали гордостью английской литературы, всегда чувствуя свое кельтское происхождение. Они бросали свой, литературный вызов Англии, стране оккупантов, как бы в одиночку с разных сторон создавая свою литературную Ирландскую Республиканскую Армию. Конечно же, как и русских, кельтов преследовало стремление противостоять всему миру, в том числе и кельтскому. Эти постоянные раздоры мешали и политической, и военной победе кельтов над англичанами, мешали и их литературному единению. Не принимая Англию, многие из кельтских гениев не смогли ужиться и на своем изумрудном острове. Каждый уходил в свою отдельную религию.