Означает ли это, что более чем тысячелетняя история России подходит к концу, что сбылись вековые чаяния прусской военщины, английской родовой аристократии и гонористой польской шляхты?
Отнюдь.
Всякий раз, когда русских намеревались вычеркнуть из истории, происходило что-то непонятное для европейского ratio. И более того — все враги России, имевшие реальную возможность уничтожить нашу государственность, превращались в пыль. Где Хазария? Где Золотая Орда? Где Речь Посполита? Где Первая Империя и Третий Рейх?
Грядущее русское возрождение опирается на новую пассионарную молодёжь, которая не застала митинговой лихорадки конца 80-х, не знакома с полемическими баталиями того времени, не участвовала в последних боях Советской власти, и, что греха таить, в массе своей гораздо хуже образована, чем её сверстники, которым пришлось жить на сломе эпох.
Тем не менее, самой мощной и многообещающей народной силой в современной России становится русский национализм — как стихийный ответ на тотальную экономическую, политическую и культурную дискриминацию русского народа.
Разумеется, то, что нельзя подавить, необходимо возглавить. Разумеется, по нынешним временам самая взрывоопасная смесь — это тесная смычка правых и левых, слияние идей социальной справедливости и национального возрождения. Любого, самого малого и самого легального шага в эту сторону властные кукловоды боятся как огня, памятуя о том, что было 3 октября 1993 года, в день, когда "красно-коричневые" имели шанс взять власть и направить историю нашей страны в иное русло.
Поэтому на левый фланг десантируется троцкистский "Левый фронт", на правый — кучка прогитлеровских организаций, вовсю раздувающих пожар "второй гражданской" и "освободительного похода христолюбивого германского воинства против безбожных жидобольшевистских орд", плюс еще вовсе невиданный зверь — национал-либертарианцы, они же национал-демократы, белые расисты за права человека и прочие общечеловеческие ценности.
Вся эта публика занимается тем, что бессовестно спекулирует на сложном положении нашего населения, исподволь навязывая абсолютно пораженческую точку зрения и звериную, недочеловеческую, ветхозаветную мораль.
И основными объектами ненависти этих людей был и остаётся СССР, Сталин персонально и "звероподобные полчища совков". Им противопоставляются ангелоподобный ревнитель белой расы Адольф Гитлер, германские нибелунги из СС и сознательные русские патриоты из РОА и РОНА, а также Дойчланд, который "uber alles", но — вот горе! — погиб под ударами пархатых жидобольшевистских казачьих орд и штрафных армий.
Вести адекватный диалог с этой публикой нельзя, но напомнить кое-какие нюансы просто необходимо. Потому что здесь, выражаясь словами Александра Елисеева, "начинается своеобразная "русофобия справа"... Дело в том, что если весь советский период — одна сплошная черная дыра и антинациональная диктатура, то русский народ выглядит совсем уж бледно. Получается, что русские, в массе своей, делали всё либо из рабского энтузиазма, либо из-под палки. И только отважное меньшинство оказалось готово к сопротивлению – в эмиграции или в составе иностранной армии".
Во-первых, это Рейх напал на СССР, разорвав договор о ненападении.
Во-вторых, на первом этапе войны Красная Армия столкнулась с противником, на голову превосходившим любую другую армию мира в стратегическом и тактическом отношении. Отработанная машина войны, немецкий генштаб плюс моторизация вермахта, помноженные на фактор внезапности и владение стратегической инициативой, привели к трагическим (но не катастрофическим!!!) поражениям на первом этапе войны.
В-третьих, русские не испугались и не растерялись, как это сперва показалось Гитлеру и до сих пор кажется либеральным историкам. Паника и дезорганизация, приведшие к падению Франции, в России не носили системного характера и довольно успешно пресекались как властями сверху, так и инициативой снизу. Сталинская система управления уже в 1941 году показала своё превосходство — несколько тысяч предприятий, перенесённых на несколько тысяч километров, и чуть ли не с колёс начавших производство военной продукции — это непревзойдённое достижение организации транспорта и промышленности.
В-четвёртых, уже в 1942 году слёзы и пот, пролитые русскими в период коллективизации и индустриализации, отлились в бесчисленные колонны танков, армады самолётов и миллионы снарядов. Русские выдержали удар — а дальше дело решила индустриальная и научная мощь Страны Советов.
В-пятых, после поражения под Сталинградом, немцы утратили стратегическую инициативу, а позже — и преимущество наработанных тактических схем, что, несмотря на личное мужество и умения немецкого солдата, привело Рейх к военной катастрофе. При этом размах сражений, выигранных Красной Армией вчистую, по масштабам вполне сопоставим с её же поражениями 1941 года, только вот последствия этих поражений оказались для Германии, в отличие от Советского Союза, необратимыми.
Вычеркнуть из Великой Отечественной войны Сталина невозможно, поскольку его каторжный труд виден в каждом мало-мальски важном деле, связанном с обороной страны.
Если же посмотреть на Сталина, как на человека, пославшего на войну двух своих сыновей, и на вождя, который отказался обменять вражеского фельдмаршала на родного сына («Я солдата на фельдмаршала не меняю!»), перед нами возникает воистину эпический образ.
Несомненно также и то обстоятельство, что именно Сталин стал могильщиком вульгарного Коминтерновского интернационализма и, более того, в конце жизни попытался подвести под новый, социалистический патриотизм теоретическую базу. В своей статье "Марксизм и вопросы языкознания" Сталин выдвинул мысль о том, что язык не подвержен классовой борьбе и смене общественно-политических формаций, а потому будут сохранён даже в бесклассовом обществе.