Выбрать главу

     Несмотря на некоторые наивные ярлыки, взаимоотношения Эволы с консервативно-революционными режимами и их идеологами были более чем непросты. Характерный выпад против Розенберга — "Современный парадокс: расистское язычество = либеральное просвещение". Эвола критически отмечал наличие в этих движениях множества идолов современности, вроде апологии науки и ориентации на количественный принцип. Кстати, благодаря создателям серии "Библиотека расовой мысли" можно ознакомиться с работами фактических оппонентов Эволы, правых биодетерминистов. И надо заметить, давняя полемика актуальна и по-прежнему имеет место быть среди политических нонконформистов.

2

(обратно)

Андрей Фефелов МОСКВА. ПАРАД. 2037 ГОД

     Культура, которая много лет жила "в предчувствии гражданской войны", постепенно переключается в другой, небывалый регистр. Россия, вступая в зону турбулентной нестабильности, озабочена не столько проблемами выживания и социальной амортизации, сколько принципиально новым этапом существования. Катастрофичность окружающей действительности уже никого не пугает и не вдохновляет. Полёт в чёрном грозовом небе среди блеска молний и вселенских гулов — стал для нас суровой повседневностью. Россия готовит себя к следующему этапу, она из бесконечных альтернатив грядущего выискивает для себя посадочную полосу. И это не затерянный в тайге крохотный запасной аэродром для аварийной посадки. Это континентальная магистраль или, как говорил архитектор Пчельников, — "Евразийский Бродвей".

     Представленную на страницах "Завтра" сюиту Беляева-Гинтовта можно было бы назвать "В предчувствии имперского мира". Это как раз самое начало марафона утопий, о чем и спешит уведомить читателя наше футорологическое издание.

     Смена политического и культурного дискурса — неизбежна. Впрочем, она уже случилась, и надо только подождать, когда, постепенно воспламеняясь, в данный процесс будут втянуты усталые, отсырелые зоны коллективного сознания, породив в результате новое общество.

2

(обратно)

Евгений Нефёдов ЕВГЕНИЙ О НЕКИХ

"На" Украине — или "в" Украине, мне смысла нет искать по словарю: ту землю вспоминая, я доныне о ней привычно: "дома" — говорю.

     Звоню родным или пишу знакомым, встречаюсь с тем, кто был в родном краю, и первый же вопрос: "Ну, как там, дома?" — всегда непроизвольно задаю.

     Со мною это слово — не для вида. Уж так сложилось, что за много лет на перепутьях жизни не забыто то место, где сошёлся клином свет.

     Не гаснет этот свет, каким бы ветром его ни задувало в разный час, какие времена и километры ни отдаляют друг от друга нас.

     Но той порою не казался длинным — такой привычный и знакомый путь: Москва — Донбасс, Россия — Украина. В любой момент — проблемы нет махнуть…

     Да я, признаться, не бывал подолгу в родимом тополином городке, пока всё тот же зов: "Ну, как там, дома?" — однажды душу не сдавил в тоске…

     А там — беда… До срока уходили отец и мать, последний бросив взор — в ту сторону, в какую проводили меня когда-то… Дальше вдруг разор —

     Пришёл коварно, поразив, как громом, и разметав великую страну… И беспокойно я: "Ну, как там, дома?" — всё спрашивал глухую тишину.

     Но дома — вмиг не стало. Ни в Донбассе. Ни в Киеве. Ни в преданной Москве. И двадцать с лишним лет ответ неясен: так что ж теперь мы строим не песке?

     Куда идём? Что ищем? В чём повинны?.. И вот — с надеждой на иную жизнь — глядим на Беларусь и Украину. Смотри и ты, Россия. И учись.

     Найди таких вождей для перелома, чтоб русские со всех концов земли спросили бы у нас: "Ну, как там, дома?" — а мы ответить, наконец, смогли —