А.П. А не возникало ли у вас такой проблемы: вы офицер, вы солдат, вы представитель силовых структур и по своему происхождению, по своей психологии вы человек боя, человек сражения. С другой стороны, вы президент, вы гражданское лицо, человек, призванный уравновешивать противоречия в стране. Ваши методы абсолютно отличны от метода бойца, от метода солдата. Не чувствовали ли вы такого противоречия, не испытывали ли желания как офицер вмешаться в боевые схватки и в военные конфликты?
Ю.Е. Нет, такого противоречия не существует, потому что я, как специалист, прекрасно понимаю, что такое спецоперация и в каких условиях она проводится. Гражданскому человеку этого не понять. Если бой начался, у любого командира на уме главным является не столько своя собственная жизнь, сколько жизнь участвующих в бою подчинённых. У него имеется задача сохранить людей, достигнув при этом цели. А что там впереди в этом секторе, какие его ожидают обстоятельства, какой выбор стратегии боя, ему ещё трудно всё это определить. С одной стороны, это плохо, а с другой, может быть, и хорошо.
Командир прекрасно понимает, что ради уничтожения одного бандита нельзя уничтожать мирных людей. Двух-трёх, а то и пятерых, находящихся в непосредственной зоне боя. Но иногда, когда проводятся спецоперации и мне доносят, что в этом регионе, помимо перестрелки уничтожается целый дом, применяется тяжёлая техника или операция затянулась, тогда я не могу удержаться и иногда вмешиваюсь в проведение операции.
Я иногда советую моим силовикам: вы можете поступить так, а можете поступить иначе. Но когда начался бой, когда идёт его развитие, со стороны в эту стихию нельзя вмешиваться, это будет пагубно для проведения операции. Каждый командир сам на своём месте понимает свою задачу и не дай бог какому-то постороннему человеку ворваться со своей компетентностью, со своей гражданской эмоцией в этот сложный процесс, именуемый боем. Полезть туда — значит разбить схему боя, что приведёт к лишним жертвам и среди личного состава, и среди мирного населения. Надо убедить его выйти из укрытия и сдаться. Нужно учитывать психологию боевика, который окружён и на которого направлено оружие. Этот человек боится насилия, боится оскорблений. В нём говорит гордость, говорит желание стоять до конца, и он либо подрывает себя, либо отстреливается до последнего патрона. И необходимо такого человека убедить, что если он будет задержан, над ним не будет издевательств, пыток. Он будет препровождён в места следствия, в места заключения по всем нормам существующего в России законодательства. Если такого рода убеждения окажутся эффективными, я полагаю, что большинство боевиков будет поднимать руки вверх и сдаваться.
Идеологи бандитов искусно используют каждый случай нарушения законности. Они распространяют в своей среде, среди мирных граждан видеоролики, где показывают пытки и истязания. И действительно, имеют место быть отдельные случаи такого рода, но они не тиражируются как норма, как та неизбежность, что ждёт любого сдавшегося в плен человека. Против этого необходима пропаганда. Необходимо убеждать людей, что со сдавшимися будут обращаться гуманно.
А.П. Я понимаю, что решение этих мучительных проблем, связанных с нестабильностью, социальным напряжением, вовлечением людей в бандформирования, в первую очередь кроется в проблеме молодёжи. Как остановить перетекание молодёжи в эти бандформирования, как увлечь их альтернативными задачами, как вовлечь их в созидательный труд? Как среди молодежи, которая мечтает о героизме, склонна к радикальным решениям, создать кумиров не с гранатомётом, не с поясом шахида, не с окровавленным ножом, а кумира-певца, кумира-спортсмена, кумира — молодого политического деятеля? Как вы решаете сейчас проблему молодёжи?
Ю.Е. Мы стараемся создать условия, среду, в которой молодёжи было бы интересно, в которой молодёжь была бы вовлечена в творческий процесс. Прежде всего мы создаём культурные центры, спортивные объекты, студенческие дома культуры, где студенты могут встретиться и обсудить свои проблемы. Им — жить. Автоматы должны молчать.
Ещё один вопрос — предоставление молодёжи квот на поступление в учебные заведения других городов России с той целью, чтобы наши молодые люди общались со студентами из различных краёв нашей страны, чтобы они обменивались с ними опытом, чтобы они привозили из этих сложившихся педагогических, научных и культурных центров сюда в Ингушетию полученные знания и представления.
Возникает проблема трудоустройства людей, окончивших ВУЗы, создания рабочих мест в республике, что не всегда удаётся. Мы разослали обращения в администрации российских регионов с просьбой предоставления пяти-шести ингушам рабочих мест в каждом из регионов. Многие регионы ответили на нашу просьбу положительно. Причём эти люди должны быть трудоустроены не в колхозы или на стройки каменщиками, они должны быть внедрены в организационные структуры на разные уровни, чтобы в конце концов из них получились профессиональные чиновники, чтобы они, работая среди русских специалистов, набирались у них административного опыта, ибо в наших ингушских административных органах очень низкая сменяемость кадров. Многие работают здесь двадцать, тридцать и более лет. Работают добросовестно, но по старинке, без огонька, не применяя новых принципов и методов работы, что тормозит общее дело.
Тут же возникает вопрос призыва молодых ингушей в армию. Мы обратились в министерство обороны с просьбой не призывать триста-четыреста человек в армию, как это было в этом году, потому что мы можем дать пять тысяч призывников в армию. Призывники служат в армейских гарнизонах, разбросанных по всей России, познают мир большой страны, общаются со своими русскими сверстниками. Недавно в одном из городов России я навещал воинскую часть, где служит ингуш, и он признался мне, что до призыва в армию он с огромным недоверием относился к русским, что слово "русский" порождало в нём чувство враждебности. Теперь же, оказавшись в армии, окружённый русскими, он стал прекрасно к ним относиться и видит в них своих товарищей. После службы он отправляется в Красноярск вместе со своим другом, у которого отец преподаёт в университете и обещал помочь ему устроиться в университет. Всё это я называю процессом интеграции населения республики в российскую цивилизацию.
И, конечно, мы предоставляем нашей молодёжи возможность участия в общероссийских спортивных соревнованиях. Потому что есть общероссийская спортивная планка, и включение наших команд в соревнования не только повышает их уровень, но и вливает их в общий поток российского спорта.
А.П. Когда мы беседовали с вами в прошлый раз, мы обсуждали тот намёк президента Медведева, который он сделал в своём обращении к Федеральному собранию, говоря о возможности скорого назначения на Кавказ своего спецпредставителя. Многие связывали с этим огромные ожидания и иллюзии, другие, наоборот, боялись и страшились лишнего контроля. Теперь появился Хлопонин. Как вы ощущаете присутствие этой структуры и этой статусной должности в своей работе? Явилось ли она подспорьем вам, почувствовали ли вы дополнительное облегчение?