В ту пору я был главным редактором совсем еще молодой газеты "День". Это была оппозиционная газета по отношению к Горбачеву, мы аккумулировали все энергии угасающего советского строя. В тот период ко мне в редакцию приезжало множество иностранных политических экспертов. Среди таковых были и разведчики. Один раз ко мне в редакцию пришел человек из "Рэнд Корпорейшен" — рыжий немолодой американец, очень любезный, со вставными голубоватыми зубами. Он увидел у меня на столе чертеж. На нем был один кружок, в нем фамилия Горбачев, рядом кружок, в нем фамилия Ельцин. На Горбачева выходят стрелки и линии, связывающие Горбачева со всеми институтами государственной власти. Между Ельциным и Горбачевым конфронтационные вилки. Он спрашивает: "Что это у вас?" Я поделился своими мыслями. Каким образом все эти полномочия, выходящие на Горбачева, могут быть переданы Ельцину. Мне кажется, это могло бы произойти, если бы на какое-то время Горбачев был бы устранен, превратился бы в фантом. Тогда эти все нити, связи повисли бы, а после — как пиявки, прилепились бы к Ельцину. Американец выдрал у меня из рук, как добычу, этот кусок бумаги и умчался. Тогда я понял, что близок к разрешению какой-то огромной назревающей конспирологической загадки.
В те месяцы я сблизился с Олегом Баклановым, министром, курирующим ракетную промышленностью, ядерную энергетику. К тому времени он стал секретарем ЦК и заместителем Горбачева по проблемам государственной безопасности. Знакомство произошло так: я набрал его телефон и выразил желание сделать с ним интервью. Вместо обычного вельможного партийного ответа я был немедленно приглашен на встречу к нему в кабинет. Я сделал с ним интересную беседу, посвященную оборонной проблематике.
После этого Олег Дмитриевич стал брать меня в очень интересные поездки по стране — на заводы, на полигоны, в закрытые промышленные и научные центры. Когда я ездил с ним, я чувствовал, что что-то назревает. Я слышал, как он переговаривается со своими коллегами: Болдиным, Пуго, Язовым, Крючковым. По этим отрывочным разговорам я понимал, что рядом со мной скатывается какой-то таинственный клубок…
ОДНАЖДЫ КО МНЕ в газету пришел Геннадий Андреевич Зюганов, в ту пору он был высокопоставленным сотрудником идеологического отдела ЦК. Мы с ним были едва знакомы. Он обратился ко мне с удивительной просьбой — написать воззвание к народу через голову Горбачева. Это было небывалое действо, по существу, партийный бунт. Я написал это обращение, вошедшее в историю как "Слово к народу". В этом манифесте мы обращались к нации, демонстрировали высшую тревогу за судьбу страны, говорили о мощном антигосударственном заговоре и готовили народ к обороне, предлагали чуть ли не создавать комитеты в защиту страны и так далее. Это был невероятно сильный акт, который страшно встревожил ельцинские круги. Ельцин на всю страну назвал "Слово к народу" плачем Ярославны, а его вице-президент Руцкой сказал, что за этот документ полагается 12 лет тюрьмы. Под этим манифестом подписалось 12 человек. Среди подписавших были Юрий Бондарев, Валентин Распутин, Валентин Варенников, и ваш покорный слуга. Текст подписал Борис Громов, нынешний губернатор Московской области, и Людмила Зыкина. После того, как ГКЧП потерпел поражение, а это письмо трактовалось как манифест ГКЧП, Громов и Зыкина задним числом трусливо сняли свои подписи, за что и получили место в ельцинской России. Этот документ, несомненно, был симптомом.
Олег Бакланов пригласил меня отправиться на Новую Землю в Заполярье. Туда на самолете отправилась большая группа, включающая Начальника Генштаба Вооруженных сил СССР, Главкома ВМФ. Они исследовали возможности северного полигона для испытаний, потому что полигон в Семипалатинске был под угрозой закрытия. Я не забуду эту поездку, когда мы с Баклановым стояли на берегу океана. Бакланов очень тонко чувствующий человек. Он пребывал тогда в тихой печали. Мы стояли на берегу океана, и к нашим ногам прибило доску. Казалось, что это доска утонувшего корабля. Я ее все время отталкивал, а ее все время прибивало снова. Это была скрижаль нашего будущего поражения. Заявление ГКЧП застало меня врасплох. Я пребывал целый день в эйфории. Мне казалось, что свершилось то, к чему я готовил себя. Перестройка будет свернута, распад страны будет остановлен, ужасный союзный договор будет перечеркнут. В ГКЧП входили люди, с которыми я был знаком. Я думал, что они меня возьмут в свой пул в качестве специалиста по информационным войнам, которого им явно не хватало.