В Олеге с детства стали проявляться творческие начала — он хорошо рисовал, пел, писал стихи, играл на фортепиано. Рано выявился и ораторский талант.
— Свой дар рассказчика я очень ценил. Но при этом понимал, что магия вложенного в человека слова может быть очень опасной. Я видел, что меня слушают, замолкают, когда я говорю, и понимал, что это серьёзная сила. И нельзя её применять во зло, хотя говорить надо всегда прямо и честно. В 18 с половиной лет окончил строительное отделение Канского политехникума и полгода работал в Казачинском, строил коровники, телятники, школу. Под моим руководством трудилось восемьдесят рабочих, добрая половина — бывшие уголовники. Вот тут-то мне и пригодился мой дар слова. Кстати, трое рабочих — Матус, Козлов и Повраткин — написали мне в армию: "Мастер! Отслужишь — и давай опять к нам!". Недавно приезжал в эти места и увидел, что мои коровники, хоть и частично разрушенные, перестроенные, до сих пор стоят. А в Канске на улице 40 лет Октября стоит кирпичный дом, где я возводил стены.
В 1964 году началась трёхгодичная армейская служба. Вначале Олег боялся, что его, как строителя, возьмут в стройбат. На флот тоже не хотелось, о чём он и заявил в военкомате. Попросился в артиллерию или пехоту, но без сюрпризов не обошлось.
— Приезжаю на призывной пункт, входят два полковника — один в форме авиации, второй с артиллерийскими нашивками. Я приготовился быть лётчиком. Привезли в Нерчинск, подстригли наголо, вывели на плац и говорят: "Вы призваны служить в лучший вид войск — в Ракетные войска стратегического назначения. Нашим войскам всего 5 лет. Нашивки — легенда-прикрытие, наши войска секретные".
Почти перед дембелем у меня родилось короткое, всего в две строчки, стихотворение, но я считаю, что это лучшее из написанного мной за всю жизнь. Шёл в летний день с автоматом на пост и увидал местных ребятишек. Они часто подходили к забору нашей части и через колючую проволоку дразнились, махали руками. Смотрю — стоят берёзы, цветут ромашки, дети резвятся, и в синем небе над нами белой полосой прошёл реактивный истребитель. Я зашёл в караулку и записал в тетрадь: "Три великих чуда на свете: самолёты, берёзы и дети".
ПЛАМЕННЫЙ СОБИРАТЕЛЬ РОСЫ
Журналистский дебют будущего депутата состоялся уже после армии. Олег Анатольевич никогда не задумывался о приходе на это поприще, не учился газетному делу, но вдруг решил написать заметку "На сцене юные музыканты", описать лица детей, которые играют на скрипочке, и их родителей в этот момент.
— Принёс в абаканскую районную газету, редактору Борисевичу понравилось, он и говорит: "Пробуй дальше, но, по-моему, ты не журналист, из тебя скорее писатель может получиться". Ну я и продолжил — работал в районках Абана, Партизанского, посёлка Шира.
В то время организовали газету в Козульском районе и пригласили Пащенко ответственным секретарём. Параллельно он печатал свои материалы в "Красноярском рабочем", в "Красноярском комсомольце", сотрудничал на телевидении и на радио. Его заметили и забрали работать в Красноярск. Начались литературные опыты.
— Мой первый рассказ называется "Роса". Там склонного к пьянству механизатора сняли с трактора и отправили в деревню делать каменную кладку. Его подсобником был пожилой литовец Оскарович, у которого обезножила дочка. И однажды она увидела сон, что если собрать стакан росы в поле и выпить, то это её исцелит. Герой был грубоватый парень, но эта история вошла ему в сердце. Он вышел утром в поле собирать эту росу. Сперва взял гранёный стакан, но у него округлые края, по которым роса стекала, да и назначение у стакана несколько иное. Потом купил вазу с острыми краями и собрал в неё. Собирал и боялся, что кто-нибудь увидит и поднимет на смех. При этом он невольно уважал себя за то, что он делает. Он понимал, что старик и его дочка не обязаны верить тому, что он собрал росу, а не налил колодезной воды, но всё равно радовался своему порыву. У рассказа открытый финал, непонятно, как отреагировала эта больная девушка. Потом написал "Перламутровые пуговицы", "Осеннее цветение" и повесть "Родичи"… Тогда как раз, а было это в августе 1980 года, в Красноярск переселился из Вологды знаменитый Астафьев. Нас познакомили, ему "Роса" особенно понравилась. Помню, он похвалил меня за символизм и сказал, что труд писателя, да и любая другая творческая работа, — это сбор росы. Прозу сейчас, к сожалению, уже не пишу. Виктор Петрович говорил, что меня может подкараулить писательская беда, когда интереснее складывать и проживать сюжеты по жизни, нежели сочинять их на бумаге. Но в чём-то этот сбор росы напоминает моё отношение к жизни, которое я называю восхищённым удивлением, или удивлённым восхищением. Я очень люблю жизнь, и уходить из неё мне будет очень жалко.