Надо сказать, что Астафьев хвалил Пащенко далеко не всегда. Говорят, что уже в 90-е годы Виктор Петрович в сердцах бросил, что единственное, о чём он жалеет в жизни, что в своё время дал Олегу Анатольевичу рекомендацию в Союз писателей.
— В России идеологические разногласия всегда были самыми сильными, способные даже родных братьев ставить по разные стороны баррикад. Вначале мы очень дружили с Астафьевым, несмотря на разницу в возрасте. Но в 91-м году разругались — я, фигурально выражаясь, ушёл к красным, остался патриотом, он ушёл к оккупантам, стал белым — "демократом", лобызался с Горбачёвым и с Ельциным...
К чести Олега Пащенко, можно сказать, что он не относится к невылезающим из заграницы пламенным русофилам. За рубежом он был один раз — в ГДР и Польше в 1982 году в составе делегации молодых советских писателей, возглавляемой Лопусовым и Кизиловым.
— Нас тогда очень хорошо принимали, но даже там я по ночам слушал "Маяк" и от русской речи сердце замирало. Всё-таки я слишком патриот, слишком русский человек. Некоторые мои друзья по нескольку раз в год за рубеж ездят и удивляются, что я не с ними. А мне и здесь хорошо, дома. Но это не значит, что я не люблю отдохнуть. Бывает, что после тяжёлой сессии, заседаний комитетов и выхода нескольких удачных номеров "Красноярской газеты" поеду куда-нибудь в Загорье. Там в окрестностях у меня есть масса любимых мест — ложбинки, тропинки, речка Жура. Эти кусочки земли мне очень дороги. Люблю приезжать на озеро Тагарское, мне нравится деревня Балахтон Козульского района, я давно там не был. Очень люблю посёлок Красный Яр, где я "Росу" и написал. Я очень привязан к этим местам и другого края мне не надо.
МАЛЕНЬКАЯ ЧАСТНАЯ ГАЛЕРЕЯ
Консервативного, строгого депутата Пащенко иногда начинаешь подозревать, страшно сказать, в эпатаже.
— По убеждениям я — национал-большевик. — Видя стремительно ползущие вверх брови собеседника, депутат уточняет: — В особом смысле: большевик — это созидатель, творческий человек, при этом сторонник порядка. Но не тупого порядка "ать-два, ать-два!", а нормального, который нужен всем, просто чтобы спокойно жить и работать. Что касается моего национализма, то он не расового и кровного характера. Я — русский человек, и все люди, разговаривающие по-русски, разделившие свою судьбу с судьбой моей страны, — мои братья.
Ещё один момент, который может кого-то шокировать, а многих — как раз наоборот, расположить к юбиляру: Пащенко не скрывает своего восхищения такой исторической фигурой, как Иосиф Сталин. Над столом в кабинете депутата висит его портрет.
— В известном смысле он для меня образец, это был выдающийся деятель, многогранная личность. Он был сугубый практик, и это его основное отличие от реального мечтателя и административного романтика Ленина. У этого портрета интересная судьба. Мы с коллегой-депутатом Горловым купили его в антикварной лавочке через дорогу от здания краевой администрации, и мне рассказали, что его сберегли сотрудники одного из райотделов милиции Кемеровской области, и все эти годы он пролежал у них на складе. В редакции "Красноярской газеты" у меня есть ещё один удивительный портрет Сталина, который нарисовал репрессированный художник. Мне его подарили в штабе КПРФ — у них висел большой портрет Ленина, однажды он упал и из-под него из рамы неожиданно вывалился тяжёлый ватманский лист с изображением Сталина, который как бы сохранился за спиной у Ленина.
На другой стене кабинета висит внушительное полотно, на котором изображены лидеры избирательного блока "Наши": наш герой, Александр Усс, Вячеслав Новиков, Алексей Клешко и другие.
— Идею этой картины я задумал, когда блоку "Наши" исполнилось три года, и предложил Уссу. Решили, что нарисовано будет семь человек, меньше — мало, больше — уже толпа. Пригласили художника Костю Войнова, обдумали идею, обговорили цену. И тут он просит задать ему "самый важный для художника вопрос". Мы удивляемся — вроде всё уже обсудили, а он: "Спросите меня, за кого я-то голосовал в 2001 году?!". Мы спросили, а он нам с гордостью: за "Наших"! Хорошая идея у него возникла: на заднем плане за фигурами повесить карту края, на которой проступают лица. Вот за плечом у Усса его папа — Виктор Петрович, председатель передового колхоза, Герой Соцтруда. Над Лёшей Клешко — моя дочка Вероника и внук Ванька. Всё-таки у нас была тогда очень простая и верная платформа — если любишь свой край, ты наш человек. Мы ведь выступали на тех выборах даже не против Лебедя, который уже не держал никакие бразды правления и ни на что не влиял, а только продолжал громыхать афоризмами. Он почти сразу потерял контроль над регионом, а всем заправляли ловкачи, приезжавшие из Москвы поживиться. Мы погнали отсюда всю эту понабежавшую сволоту, политическую бражку. Физической смерти Лебедя мы никоим образом не желали.