Кстати, примерно такие же сроки: сорок два месяца, или тысяча двести шестьдесят дней, то есть почти три с половиной года, — почему-то (если не допускать, что учёные специально "подгоняли" свои прогнозы под евангельские тексты) указываются в Апокалипсисе Иоанна Богослова как время правления Антихриста, предшествующее "концу света"...
Подводя итоги сказанному, следует заметить, что столь широко внедряемые последние годы представления о неизбежной и скорой "магнитной катастрофе" выглядят весьма удобным поводом для более тесной и всеобъемлющей координации действий руководителей ведущих стран мира, а потому вполне способна оказаться главной, хотя и закрытой, темой ближайших совещаний "Большой восьмёрки" и "Большой двадцатки", на которых США предстоит найти какую-то "новую тему" для сохранения своего глобального лидерства. И "geomagnetic reversal" в этом отношении ничуть не хуже, а может быть, даже намного "функциональнее" и "экологичнее" других вариантов, связанных с поиском образа внешнего врага, будь то исламский мир, Россия или Китай. Не всё же Америке свои "башни-близнецы" ради нефти и наркотиков взрывать...
Владимир Бушин «НЕ ВЕРНУТЬСЯ, НЕ ВЗГЛЯНУТЬ НАЗАД...»
В ПОСЛЕДНИЕ ДНИ всероссийской суши и жарыни ко мне по пути в родные вятские края с заездом к Пушкину в Михайловское нагрянули на машине друзья из Свердловска — "профессор лесных наук", как зовёт его моя жена, Юрий Владимирович Лебедев, на самом деле — доктор технических наук, отец восьми сынов и дочерей да ещё и дед четырех внуков — а?! — его милая жена Таня, их двухлетний сын Володя, сестра Нина Владимировна и племянник Саша. За широким добрым застольем разговор шёл и о том, и о сём, и о всяком. И в числе прочего я почему-то упомянул, что ещё двенадцатилетним мальчишкой побывал на Куликовом поле. Дело в том, что деревня Рыльское на Непрядве, где я жил у деда, беспартийного председателя колхоза им. Марата, всего в 12 верстах от Поля. Ну, как не сходить! И мы, четверо друзей, однажды потопали. Бывал я там и гораздо позже — летом 1978 года с ныне покойным поэтом Игорем Грудевым, с которым мы поехали навестить наших дочек-второклашек в пионерском лагере в Поленове. Тогда мы с ним посетили с ночёвкой и Рыльское. Выслушав меня, мои гости вдруг подхватили: "Давайте съездим! Были два раза? Бог троицу любит!" Что можно возразить? Тем более, что приближалась 630-я годовщина знаменитой битвы. Я согласился, напомнив только, что ведь это 350 верст. Моим друзьям всё было нипочём. На своей машине они делают за день и 1200.
И уехали гости по своему намеченному маршруту. Из Михайловского звонили мне: не дрогнул ли? не передумал ли? Я стоял твердо. И вот 25 августа в семь утра, как раз в тот день, когда рать Дмитрия Донского, из множества уделов сошедшаяся в Коломне, переправлялась около Каширы через Оку, Лебедевы заехали за мной, и мы двинули. За рулём сидел другой племянник — Андрей, молодой надёжный товарищ. Погода была перемежная — то дождь, то солнце. Но, Боже мой, какая ширь и красота разворачивались за стеклом машины! Я словно впервые всё это видел. После отшумевших всероссийских пожаров нельзя было не обратить внимания на лесополосы, насаженные ещё в 50-60-е годы. Но бросалось в глаза и другое. Двухлетнему Вовочке больше всего была интересна, конечно, всякая живность по пути. И мать всю дорогу указывала ему: "Посмотри, вон гуси, вон лошадь, вон овцы!.."
Юному Лебедеву на всём пути до Куликова поля удалось увидеть три-четыре коровы, три-четыре лошади, десятка два овец и гусей... Мы ехали там, где прошел иной, гораздо более опустошительный пожар, чем тот, что прошумел только что. Он полыхает на нашей земле уже двадцать лет...
На Поле приехали в первом часу пополудни. Светило солнце. Здесь, слава Богу, всё было в порядке: и само Поле не застроено, не перепахано, и столп, поставленный в 1848 году на Красном холме как памятник Дмитрию Донскому, и храм Сергия Радонежского с семью куполами, из коих два — как шлемы ратников битвы. Он построен в 1913-1918 годы по замыслу гениального Александра Викторовича Щусева, впоследствии создателя Мавзолея, Казанского вокзала, гостиницы Москва, академика и четырехкратного лауреата Сталинской премии. К слову сказать, освящение храма состоялось в 1918 году, то бишь уже при Советской власти.
Андрей удивился, почему памятник князю Дмитрию стоит на месте, где была ставка Мамая, где стоял его шатёр? Я сказал: "Да это же как красное знамя над рейхстагом, как советский воин в Трептов-парке — попрание вражеской силы именно там, где она стояла". И вспомнилось, что когда союзники учинили 7 мая подписание капитуляции немцев во французском городе Реймсе, Сталин сказал: "Никаких Реймсов! Немцы должны подписать капитуляцию на своей земле, — там, откуда они выползли и развязали войну — в Берлине". Так и было сделано, а процедура в Реймсе была объявлена предварительной, ну, как бы генеральной репетицией.