Я, конечно, отвечу за всё. Чинить препятствий в порученном вам расследовании этих трагических событий не собираюсь. Понимаю, к чему вы клоните. Я собственноручно и немедля напишу прошение об отставке, но запомните, генерал Джунковский, уходом моим вы грозу не остановите. Именно грозу, страшную грозу, идущую на Россию. Прошу вас, Владимир Фёдорович, лишь об одном: полно и беспристрастно разобраться в действиях моих подчинённых, ибо в них я нахожу примеры преданности нашему делу, мужество и профессионализм. Честь имею!
Генерал-майор Адрианов встал из-за стола. По всему было видно, что ему с трудом удавалось сохранить даже видимость самообладания. Не протягивая руки Джунковскому, он как-то неестественно распрямился, не поднимая глаз, повернулся к выходу и уже успел сделать пару шагов, как вдруг остановился:
— Да, совсем забыл… Здесь на столе материалы прокурорской проверки действий полицмейстера 4 отделения генерал-майора Миткевича-Жолтка. Обычная история, знаете ли: невинных карают, непричастных награждают. Владимир Фёдорович, я уж на дальнейший ход дела по Николаю Антоновичу повлиять не могу, так уж вы сами определитесь: наказать Миткевича или наградить.
Адрианов, наконец, поднял тяжёлый взгляд на безучастно наблюдавшего за ним Джунковского, что-то, видимо, ещё хотел добавить, но осёкся, помявшись, засобирался и, неловко зацепив плечом вешалку у двери, покинул кабинет.
Джунковский оставался равнодушным. Демарш Адрианова никак его не тронул — ни разозлил, ни разжалобил. Ему было невыносимо скучно. Будто желая удостовериться, что он не спит, жандарм по привычке дёрнул себя за правый ус. Затем до хруста расправил плечи, подошёл к столу, отпил из стакана успевший остыть чай и тяжело опустился в опустевшее после ухода хозяина кожаное кресло. Он неспешно раскрыл плотно забитый бумагами портфель и достал оттуда дело с пометкой "Спешное. Секретно". Оно касалось обстоятельств тех самых кровавых немецких погромов 26-29 марта 1915 года, в которых ему поручено тщательно и объективно разобраться, "желательно без нагнетания", как того пожелал государь. Полным ходом шла война с Германией и Австро-Венгрией, русская армия несла страшные потери на западных границах Империи, но Москва после беспорядков выглядела так, будто кайзеровская авиация сбросила на неё тысячу зажигательных бомб. Поиски "немецких шпионов" среди фабрикантов из числа эльзасских немцев вывели на улицы Замоскворечья, в Лефортово, на Лубянку, Мясницкую и даже на Красную площадь десятки тысяч погромщиков и мародёров. Волнения охватили даже ближайшее Подмосковье — деревни Свиблово, Ростокино, Всехсвятское. Согласно отчёту сенатской комиссии, в ходе погромов пострадало 475 торговых предприятий, 207 квартир и домов, 113 германских и австрийских подданных и 489 русских подданных (с иностранными или похожими на иностранные фамилиями). Ущерб был нанесён многим российским, французским и английским фирмам и магазинам, иностранным консульствам и даже предприятиям, выполнявшим военные заказы.
Жандарм раскурил папиросу, подошёл к окну, распахнул его в наступившую ночь, затем вновь погрузился в кресло, наклонился к столу и вытряс на него содержимое своего портфеля. Несколько прокурорских запросов и объяснительных департамента полиции слетело на пол и запорхнуло под массивную дубовую тумбу. Помогая себе ногой, Джунковский извлёк из-под тумбы бумаги, поднял их и сложил в одну стопку, смешав тем самым свои бумаги и документы, оставленные на столе Адриановым. Тяжело вздохнув от осознания того, что все сии сочинения ему придётся осилить непременно сегодня, жандарм решил читать всё подряд — в том случайном порядке, как листы попали в стопку.