А немцы в сорок первом году ставили целью в краткосрочной операции, в пять-семь недель, разгромить нашу армию, захватить Ленинград, Москву, Киев и победно завершить войну парадом на Красной площади. Да, заняли большую территорию, да, уже осенью оккупировали Киев. Но цель не достигнута, задача не решена. Красная Армия существует, набирает силы, крепнет, в Москве действительно военный парад, но — в честь Октябрьской революции, советская власть работает. Где ж катастрофа? Её нет. А что есть? Временное тяжелое поражение ряда фронтов, но не всей армии. Где ж немецкая победа? Её нет. А что есть? Большой успех летней кампании. Что за ней последовало в декабре? Разгром под Москвой.
За "провалилась" проголосовало 11% телезрителей, за "выстояла" — 89%. Иные передачи давали и такое соотношение: 2% и 98%. И это ничуть не смущает "историков". Гонят и гонят линялого зайца демократии дальше...
Очень характерно и красочно объясняет такое соотношение Ирина Петровская из "Известий". Видите ли, говорит, у эфирного мусье Млечина изысканные аристократические манеры, а наш народ это не любит, уж так не любит... Ему подавай плебеев, которые, как Кургинян, пользуются "площадными приёмами". Ах, мадам, у меня нет слов…
Меня лично совсем недавно тоже коснулись смягченные вариации на тему эфирного бандитизма. Перед Днем Победы нагрянула ко мне на дачу съемочная группа с ТВЦ. "Ах, Владимир Сергеевич, ветеран вы наш драгоценный! Давайте побеседуем!" Уж я им лепетал-лепетал, уж они меня снимали-снимали... Все были довольны. Руководительница группы, милая женщина, выразила уверенность, что и начальство будет то ли радо, то ли просто счастливо. На прощанье я подарил ангелам эфира свои книги с трогательными надписями. Расстались закадычными друзьями. Я попросил известить меня о времени передачи. Хотел сватью порадовать. "Да, да, всенепременно!" И что же? Уехали и словно в плен немцам попали. А если нет, то, должно быть, отложили передачу до столетия Победы. Увы, боюсь, не дотяну...
А в скором времени перед годовщиной начала войны явилась другая группа, уже с РЕН-ТВ. "Ах, Владимир Сергеевич, ветеран вы наш любимый!.." Уж я опять верещал-верещал, уж так рассыпался мелким бесом, а они заставляли меня и маршировать строевым шагом, и бренчать медалями, не додумались разве только заставить по-пластунски ползать по огороду да бегать по полю с криком "Россия, вперёд!" И опять я дарю им книги, и опять расстаёмся закадычными. И что же? Сунули меня в какой-то бездарный антисоветский фильм, где я совершенно неуместно мелькаю раза два по три-четыре секунды.
Накануне дня записи у меня почему-то не шли из головы и даже вертелись на языке давно, вроде бы, забытые строки, кажется, Леонида Мартынова:
Я жил во времена Шекспира,
И видел я его в лицо.
И говорил я про Шекспира,
Что пьесы у него — дрянцо.
И что заимствует сюжеты
Он где попало без стыда,
Что грязны у него манжеты
И неопрятна борода.
Почему вдруг это стихотворение всплыло в памяти? По какой причине? Уже вечером меня вдруг осенило: пожалуй, всё дело в словах "видел я его в лицо". Ведь завтра мне предстояло увидеть в лицо Сванидзе и Млечина, моих старых антагонистов-антисоветчиков, о коих я не раз писал, но лицезрел только по телевидению. Конечно, Сванидзе — далеко не Шекспир. Но у меня невольно вырвалось:
Я жил во времена Сванидзе
И видел я его в лицо...
Нет, ещё не видел. Итак, завтра встречусь с ними "лицом к лицу, как в битве следует бойцу". Это надо было обдумать. Одно дело — эфирное созерцание, и совсем другое — в жизни. Я представил себе: вдруг кто-то из них подойдёт и протянет руку — как быть? Жать их длани я не хотел, не мог, не имел права. Ну, в самом деле: мне, вступившему в комсомол в четырнадцать лет, бывшему комсоргом и в школе, и на фронте, и в Литературном институте, — как мне пожать руку человеку, который назвал комсомол фашистской организацией, "гитлерюгендом"?! Да это значит предать и весь комсомол, и комсомольцев тех организаций, которые я возглавлял. А ведь среди них многие головы сложили в войне против фашизма с его "гитлерюгендом". Не простит мне это и Ефим Гольбрайх. Он был комсоргом роты 594-го полка. Защищал Сталинград, штурмовал Севастополь, освобождал Донбасс. Его так и звали на фронте — Комсомол. Не знаю, жив ли, ведь с 1921 года. Но мне и перед тенью его стыдно было бы за такое рукопожатие.