Но если Звягинцев шёл по стопам Тарковского, привнеся в современный российский кинематограф давно забытое понятие "киноязыка", где на визуальных образах лежит задача "переиграть" актёров, то Федорченко, не мудрствуя лукаво и используя звягинские наработки, шагнул ещё дальше.
Нет ничего удивительного, что европейцы поверили в мир людей, сжигающих своих возлюбленных на пустынном берегу, поющих странные песни, говорящих многозначительные монологи за кадром и доверяющих свою судьбу серым птичкам. Русские — а в глазах Европы меряне, безусловно, те же русские! — весьма органичны в роли душевно ущербных, забитых несопротивленцев, гибнущих при наступлении неминуемой цивилизации. Время Чехова и Достоевского кануло в Лету. Мятущийся интеллигент, бегущий от уюта кружевных занавесок и ламп с абажуром, через резную калитку в реку с криком: "Мне 30 лет, а я ничего не сделал!" — ныне всего лишь картонный герой из далёкого прошлого. Эти персонажи всегда воспринимались Западом как инопланетяне.
Современный же русский в глазах европейской общественности — молчаливое, хмурое существо. Ходячее недоразумение с нелепым внутренним миром, притом совершенно не опасное. Но и непривлекательное. Что, впрочем, говорит о том, что за границей люди не растеряли остатков разума — любить подобных героев — занятие не для слабонервных.
В связи с этим интересны образы русских, почти одновременно появившиеся на экранах этой осенью в двух американских фильмах — "РЭД" и "Мальчики-налётчики". Обе картины наглядно демонстрируют "старую" и "новую" школы подачи материала. В первом речь идёт о том, как агенты ЦРУ в отставке доказывают миру, что их ещё рано сбрасывать со счетов. Во втором — как банда молодых состоятельных парней грабит банки. "РЭД" отдаёт дань боевикам 80-х, пропитан духом ушедшей эпохи и даёт возможность Брюсу Уиллису вспомнить старые добрые времена. "Мальчики-налётчики" — обычный современный фильм с клиповым монтажом, стремительным действием и отсутствием логики. И там и там присутствует "русский след". Но если в "РЭД" один из главных героев — бывший агент КГБ — показан с ностальгической теплотой и вообще не самый последний парень в этой захватывающей игре, то в "Мальчиках" действует крайне тупая русская мафия с клоном Никиты Джигурды во главе.
Вывод прост. В глазах иностранцев русский в кино — либо бандит, либо олигарх, либо неудачник с ярко выраженной псевдодуховностью. Исключение составляет только благородный пилот в недавнем блокбастере "2012" Рональда Эммериха, но и он по законам жанра обязан погибнуть.
Вернёмся к нашим овсянкам. Роуд-муви — жанр, не часто встречающийся в нашем кино. И если это не комедия вроде "Тёщи для неудачника" и не криминальная драма типа "Бумера", действие рискует превратиться в смертельную тоску. Но и среди нас есть зритель, которому только и подавай всю эту "русскую сермяжность", выворачивающую душу наизнанку вселенской грустью и отсутствием душевной гармонии. Надо признать, в "Овсянках" нет прямолинейной, бьющей под дых чернухи — камера Михаила Кричмана любит пейзажи русского севера больше, чем людей. Чуть-чуть не хватило наглости долгим взглядом живописать колышущиеся под водой зелёные травы. Но и так в картине полно "фирменных" длинных планов, пришедших к нам из другой киноэпохи. Вот самый тягостный из них — камера на статике снимает "обряд мёртвой невесты". Мужчины долго возятся с трупом, расчёсывают волосы на голове, вплетают ниточки в интимное женское место. Молчание героев символизирует почтение к умершей, а монотонный саундтрек — верность традициям. Некоторые способны увидеть здесь любовное целомудрие — это ли не повод убедиться в том, что нация заражена смертельным вирусом подмены понятий. И судьба её пока что аналогична участи злополучной деревеньки, куда так и не довёз спасительную вакцину врач из сорокинской "Метели".
И дело вовсе не в том, что языческие ценности могут показаться сегодня дремучей архаикой. Современный кинематограф забыл о том, что его цель — рассказать историю. Пусть и посредством образов, их-то как раз никто не отменял. Но почему-то взгляд на мир сквозь призму арт-хауса у нас всегда сопряжён с невыносимостью бытия, искренне внимать которой становится всё сложнее. В конце концов, лучшие фильмы Тарковского — коль уж он так не даёт покоя некоторым кинематографистам — несли в себе несколько больше, чем констатация духовной нищеты "новой России". Чумы, от которой не способна спасти даже внутренняя эмиграция.
(обратно)