Одним из наиболее известных предложений формулировки Русской Идеи в наши дни является ее определение Александром Исаевичем Солженицыным как народосбережения . В чем-то это понятно, поскольку, чтобы говорить о смысле бытия и ставить перед собой какие-то цели, надо прежде всего позаботиться о том, чтобы было кому ставить эти цели и размышлять о горнем, т.е. просто сначала выжить . Но ведь это задача лишь сегодняшнего дня! По миновании (Бог даст) демографического кризиса неизбежно встанет более общая задача об оправдании и смысле бытия. С другой стороны, не так давно я познакомился с работой, в которой современный автор убежденно доказывает, что русской идеей, которая сегодня может объединить всех, должно быть достижение наивысшего в мире уровня потребления. Существует еще несколько современных формулировок русской идеи, о которых чуть позже.
Наконец, еще совсем недавно наш замечательный мыслитель, историк и литератор Вадим Валерианович Кожинов написал: "Я думал о национальной идее… почти 35 лет и пришел к выводу, что никакой национальной идеи в России не существует, и мы можем гордиться тем, что мы выше такой идеи". И еще его же, Кожинова, слова: "Сейчас нужно думать не о том, как и какую сформулировать идею, а о том, какими в России должны быть экономика и политическое устройство". (Думается, что В.В.Кожинов и прав — и не прав; к этому мы еще вернемся. — А.Н. ).
Уместно в заключение вспомнить иронические слова В.В.Путина, сказавшего весной 2007 г., что "у нас есть древняя русская забава — поиск национальной идеи". Ирония Путина, пожалуй, обидна, но с ним следует согласиться — в том смысле, что располагая богатейшим "исходным материалом", давно бы пора дать окончательную формулировку русской идеи. Тем более, что она представляется вовсе не предметом пустопорожней словесной эквилибристики, не любимой тряпичной игрушкой бестолкового щенка, а плодом многовековых раздумий и многовекового опыта народа, к которому мы имеем высокую честь принадлежать.
Причины создавшейся ситуации неоднозначны. Выше мы уже сказали о "приблизительности" самого термина. В самом деле, что это значит — русская идея? Это некая цель, без стремления к достижению которой существование нас, русских, теряет смысл? Или обозначение нашего предназначения в мировой истории? Или нечто изначально присущее русским, та сердцевина, стержень, вокруг которого строится весь наш душевный, эмоциональный, волевой облик?
Не говорю уже о бесконечных попытках четко сформулировать, что такое "русское" или "национальное", — вокруг этих вопросов ломается по сию пору немало копий. А вместе с тем, повторяем, прочность вхождения в наш обиход понятия "русская идея" указывает на его правомерность и общее молчаливое согласие его употреблять.
Есть и другая, еще большая сложность. Возможна ли общая русская идея в стране с резкой поляризацией народа? В стране, где, по известной поговорке, одни (большинство) страдают от того, что суп жидкий, а другие (меньшинство) — от того, что жемчуг мелкий? Где все однозначно радуются, пожалуй, только очередной (редкой) победе футбольной сборной? Где одни искренне верят в Бога, другие — лишь смутно ощущают, что "там что-то есть", третьи искренне убеждены, что "там" — ничего нет? Перечень таких различий можно продолжить. Видимо, сразу надо примириться с тем, что скроить "башмак по всем ногам" (из полузабытого стихотворения Николая Гумилева "Искусство") не удастся. Сейчас всех может объединить только одна большая беда — война, природный катаклизм или что-то в этом роде, от чего упаси нас Бог. Да и тогда общая идея будет — победить, выжить, спастись (сродни "народосбережению"). Но ведь речь идет не об этом.