Я люблю песню, и моя хоровая музыка — очень часто это тоже песни. Но такие хоровые песни требуют больших энергетических затрат. Музыка вообще энергетическое искусство — здесь без биологической энергии делать совершенно нечего. А у меня она была почти на нуле, горела красная кнопка, батарейки сели.
Полный пик ужаса — это лето девяносто седьмого года. После окончательного падения Всесоюзного радио я год поработал главным режиссёром телерадиокомпании "Мир". Потом меня пригласили имиджмейкером на радиостанцию "Моя волна". Однажды приходим — надпись на двери "Все уволены, просим не беспокоить".
Нет жилья, нет работы, нет профессиональной музыкальной реализации. Абсолютное падение. Я — русский человек, познал глубины стакана, узнал, что такое вытрезвитель, узнал, как могут ограбить и избить на улице. Всё это было.
А потом начался подъём, и опять-таки это было связано с радио. Случилось это, когда Владислав Горохов решил создать радиостанцию "Народное радио".
"ЗАВТРА". Что же это был за феномен — "Народное радио", тем более в твоём случае возможно проанализировать его изнутри?
И.В. На тот момент больше оставалось сильных, пассионарных, честных людей, ещё не всё было "Единой Россией". Велика заслуга Горохова. Владислав Андреевич — сложный человек, мог быть невыносим в общении, но и необыкновенно обаятелен. Факт тот, что он не побоялся создать радиостанцию, которая без всяких околичностей сказала: "Мы — радиостанция русского народа". Ближе всего по своим воззрениям тогдашнее "Народное радио" было к НПСР, куда входили Распутин, Клыков и многие другие замечательные представители русской мысли, русской политики, русской культуры.
В музыкальном плане многие думали — "НР" будет крутить псевдонародные песенки а-ля Зыкина. А народу стали "впаривать" очень сложную классическую музыку, в том числе и западную музыку. На значительный период времени только "Народное радио" стало тем рупором, где можно было услышать современную академическую музыку. По жанрам это было возвращение к фундаментальности советского радио, но манера ведения, подача материала — свободная. Там собрались очень талантливые люди, начиная с самого Горохова. Это было не скучно. Это была анти— "Единая Россия", хотя это и была по-настоящему единая Россия. Там выступали и Проханов, и Бурляев, и Поляков, и Шафаревич, и Ямщиков, и Казарновская. А потом с радио произошло то, что происходит с этносами. Но если этносы умирают за полторы тысячи лет, то здесь хватило чуть более десяти лет. Причины были разные.
"ЗАВТРА". В том числе и то, что нашей системной патриотической оппозиции, обладавшей ресурсами, как оказалось, радио не нужно. Она прекрасно себя чувствует и без этого — за все годы ничего не было создано в формате электронных СМИ, при этом не смогли как-то поддержать даже то, что было.
И.В. Это основополагающая причина, биологическая, но помимо неё хватало, увы, и внутренних причин. Было время, когда на демонстрациях люди несли транспаранты "Народное радио", а кассеты с записями программ перезаписывали. Потом популярность упала.
Я обожаю радио, и огромный кусок жизни посвящён радио. Только в этом году я не вещал, а в той или иной форме с 1986 по 2009 г. на радио оттрубил. Ребёнком казалось, что я могу сочинить лучше любого нынешнего композитора. Я и сейчас от этой мысли не отступаю. То же самое я знал и про радио. Я сидел на сундуке в нашей прихожей, слушал музыкальные передачи и думал — как же это скучно, тупо. "А теперь послушайте "Испанское каприччо Николая Андреевича Римского-Корсакова". Исполняет Государственный академический симфонический оркестр…" Нельзя об этой музыке так говорить! И на Всесоюзном, и особенно на "Народном радио" я попытался реализовать свою детскую идею: говорить о том, во что ты влюблён — влюблённо. То есть эмоционально, ярко. Может быть, это и против каких-то канонов, но так вели себя в золотой период "Народного радио" все его сотрудники. Постепенно эта интонация исчезла.
"ЗАВТРА". Не было ощущения, что ты положил свою композиторскую судьбу на алтарь радиоведущего?
И.В. В период моего интенсивного становления как радиоведущего музыка немного уходила на второй план. Не то чтобы я перестал быть музыкантом, но на какое-то время стал добровольным слугой других музыкантов. Богом данное мне свойство — не влюбляться в себя одного.
Вокруг радио очень много крутилось в моём мире. Через радио я полюбил классическую музыку, главная и лучшая работа в жизни была на радио.