Причём параллельно с этим братством или "белой мастью" на зоне формируется "белая масть" и на воле — из родственников, из близких, из друзей, из всех тех, кто остаётся на воле и так или иначе помогает заключённым переносить тяготы. Уже неоднократно приходилось сталкиваться с тем, как начинают объединяться между собой как представители отдельных националистических движений, так и родители заключённых и политически не ангажированные друзья и знакомые заключённых.
ОЛЬГА КАСЬЯНЕНКО. Практически это выглядит так: некоторые правые узники, которые попали на зону поодиночке, и попали под серьёзный прессинг криминального мира и администрации, можно сказать — среди жерновов. Но они не сломались, они выстояли, они не пошли ни под одних, ни под других. И это серьёзно, они прошли ад, они знают, что это такое — когда их прессуют только за то, что они националисты, например, пытаются срезать татуировки или заставить отказаться от идеалов...
"ZЭK". Уточните про срезание татуировок — это попахивает какой-то дикостью.
О.К. По дошедшей до нас информации, бывали такие случаи, правильнее сказать — такие попытки. Это звучит дико, но это не выдумки.
Понятно, что этим не администрация занимается, а заключённые, чаще — блатные, но в этом случае их используют как инструмент. И, знают они об этом или нет, но они явно действуют на руку администрации и существующему репрессивному аппарату — поскольку по уголовным понятиям спроса за жизнь на воле быть не может.
Ну вот. Те наши ребята, кто выжил и не сломался, кто адаптировался в этой системе, они помогают тем правым, которые только попали на зону. Узнают кто куда "заехал", передают слова поддержки, литературу, держат связь через знакомых, через друзей. И на некоторых зонах правые, которых всё больше и больше в тюрьмах, держатся кучно, вместе и являются определённой силой, третьей силой, — не красной, не чёрной, а белой.
Конечно, ребятам, которые сейчас попадают в тюрьмы, уже легче, поскольку они имеют перед собой пример людей, единомышленников, не сломленных этой системой ранее.
ZEK. Современный преступный мир в России по большому счёту контролируется этнокриминальными группировками. Как это обстоятельство отражается на положении правых политзаключённых?
А.Б. Ситуация на разных изоляторах и в разных колониях может очень сильно отличаться. Всё зависит от конкретных людей — со всех сторон. Те же уголовные понятия — это достаточно гибкая вещь. Их можно трактовать и в одну, и в другую сторону. Если авторитетный человек — например, смотрящий — устанавливает жёсткое неприятие по отношению к скинам и политическим заключённым, то ясно, что у них больше проблем, чем в соседней колонии, где авторитет более лоялен к этому или просто смотрит сквозь пальцы.
На самом деле больше всего ситуация зависит от самого заключённого — как человек себя поставит.
Можно привести в пример наиболее известных правых заключённых. Я говорю о Николе Королёве и Никите Тихонове.
Они смогли себя поставить таким образом на тюрьмах, что Никола, находясь на Матросской Тишине, общался на равных с авторитетными зеками, он был смотрящим на 6-м коридоре в Бутырке — там, где пожизненники сидят. Это определённое признание уровня человека, статус, полученный им в криминальном мире.
Понятно, что на пустом месте подобного не бывает. Это признание качеств человека — духа, силы воли, ума, наконец. И поступки. Николу отправляли в "пресс-хату" — но так ничего и не добились.
То же самое можно сказать и про Никиту Тихонова — когда его перевели из Лефортова в Матросскую Тишину, то отправили в "пресс-хату". Спустя пару месяцев, после нескольких стычек и определённого морально-психологического противостояния администрация оставила Никиту в покое, он стал "смотрящим" этой камеры, а сама камера потеряла статус "пресс-хаты" и была признана остальными, порядочными, зеками нормальной "людской хатой".
Такое вообще не часто случается. А кроме того, в этой камере находилось большое количество кавказцев и других нерусских заключённых, но в конце концов именно русского националиста Никиту Тихонова воры ставят "смотрящим".
Это, конечно, единичные случаи, говорящие не только о высоких морально-волевых качествах, но и о хорошей физической подготовке. Тем не менее, пример Николы Королёва и Никиты Тихонова служит ориентиром всем правым заключённым.
А.В. Я хочу к этому вопросу подойти с другой стороны и отметить вот что. До начала 90-х годов основную власть на зоне имели криминальные авторитеты, соблюдались до определённой степени блатные понятия, существовал классический блатной мир, каким мы его видели в фильмах и читали об этом в книгах. В лихие 90-е этот криминальный мир был разбавлен беспредельщиками, бывшими спортсменами, бандитами, и в общем-то как система он стал стремительно деградировать.
Понятия, как бы мы их ни оценивали, стали меняться, забываться, начались компромиссы и умолчания, и, в общем, практически воровской мир во многом уже утратил ту идеологию, которой обладал и которая делала его во многом неуязвимым.
Сейчас, когда в зоны в массовом порядке начали попадать люди, разделяющие националистическую идеологию, идеи русского национализма, то фактически начался медленный процесс замены уголовных понятий вот этими вот идеями. Когда идёт противостояние бандита, у которого единственная цель в жизни — это нажива, и человека, у которого есть идея и принципы, то понятно, что человек с идеей будет духовно сильней. А если таких людей будет много, если они будут поддерживать связь между собой, если они будут так или иначе помогать друг другу, то в скором времени, как я думаю, мы увидим существенные изменения на зонах.
О.К. Наверное, большинство правых, попавших в тюрьму, проходит через это. Мой муж, Антон Мухачёв, хотя и сидит в Лефортово, а говорят, что в Лефортово нет и не может быть "пресс-хат", однако, когда его только посадили, следователи чуть ли не открытым текстом говорили мне: "Мы заставим тебя обратиться к нам", — и на допросах меня пугали, что к нему подсадили двух кавказцев и там всё плохо. Действительно, по словам Антона, у него была стычка, в которой он повредил правую руку, ему было трудно писать мне письма.
Но и это прошло. Кавказцы вскоре съехали, и больше попыток, по крайней мере физического прессинга, по отношению к нему не было.
"ZЭK". В своё время в тюрьмах и на каторгах царской России сложилась, говоря современным языком, сетевая организация политзаключённых, состоящая из большевиков, эсеров, народовольцев и прочих смутьянов и бомбистов.
У них же, кстати, преступный мир почерпнул идею "партийной кассы" ("общака").
Влияние политзеков в тюрьмах царской России было огромным.
Корректно ли проводить аналогии? Можем ли мы говорить, что повторяется хорошо забытое старое?
А.В. Во всяком случае, игнорировать исторический опыт нельзя.