«Выкидышей» из «среднего класса», которые приняли контркультуру как образ мысли и жизни, дёрнули в хиппи, в социальный низ, было много. Внизу большая часть их и осталась даже тогда, когда к концу 1970-х движение контркультуры сошло на нет, и Система успешно трансформировала его в моду. В «низшем классе» есть и небелая составляющая – негры, а теперь ещё и латино. Здесь необходимо сделать ещё одно отступление. Я сознательно, по крайней мере, по трём причинам не пользуюсь политкорректным в Америке и на Западе термином «афроамериканец» (African-American).
Во-первых, по этой логике белых американцев следует называть «евроамериканцами» (European-American), а индейцев, которые, как известно, пришли из Сибири, т.е. из Азии – «азиатоамериканцами» (Asian-American) – и так до маразма. Кроме того, выходит, негров дискриминируют и «афро-американскостью», указывая на их неполноценную «американскость».
Во-вторых, термин «афроамериканец» представляет собой нечто вроде компенсации, извинения (на мой взгляд, довольно неискреннего) за века эксплуатации чёрных рабов, негров. С этой целью убирается само слово. Но дело в том, что негров эксплуатировали белые американцы, а не европейцы и уж тем более не русские. Почему же и за что мы в России должны вместе с белыми американцами извиняться перед неграми? Почему мы вообще должны следовать чужим схемам? Эдак мы дойдём и до отказа от новогодней ёлки, и от слов «мама» и «папа», заменив их на «родитель № 1» и «родитель № 2». Французы называют подобные ситуации – «c’est un peu trop» («это немного чересчур»), но это уже не «un peu», а запредельно «trop».
В-третьих, любую попытку навязать политкорректный новояз нужно жёстко пресекать как тоталитарное поползновение. Политкорректный новояз есть не что иное, как контроль над мыслями, а следовательно – управление сознанием и подсознанием. Это похуже античного и североамериканского рабовладения. Политкорректность и её новояз призваны изъять из информационно-смыслового пространства образы, понятия и термины, опасные для верхушки Системы (в данном случае – американской, западной), чтобы у населения даже не было языка для определения целого ряда явлений реальности – таких, например, как «эксплуатация», «гнёт», «отчуждение»; чтобы жертвы даже не смогли сформулировать свои интересы, свою повестку дня. И неважно, какое меньшинство диктует свою форму, свой сегмент политкорректности, - важен принцип: меньшинство диктует свою волю большинству. Принцип вполне классовый, именно поэтому в последние полвека, когда духовные факторы производства становятся решающими, буржуазия активно навязывает политкорректность и субкультуры меньшинств, призванные уничтожить классовые и национально-государственные формы идентичности.
В сухом остатке: только негры, никаких афроамериканцев. Кстати, сами негры называют себя «ниггерами», а иногда ещё более обидным словцом – «пеканинни», за которое в принципе случается схлопотать, но неграм – можно. А вот Агате Кристи, выходит, нельзя, и роман «Ten Little Niggers» («Десять негритят») уже посмертно переименован в «И никого не стало». Не дадим в обиду Агату Кристи!
Но вернёмся к «новому низшему классу» американского общества и американских социологов. Речь идёт прежде всего о тех группах чёрного и «бронзового» населения, которые к началу 1980-х годов были настолько социально дезорганизованы и дезадаптированы, предпочитая жить не работая, что к ним напрочь приклеился термин уже не lower class, а underclass, т.е. класс ниже низшего. При том, что граница между «низшим классом» и «андерклассом» нередко пунктирна, к последнему в основном относится неработающая – полукриминальная и криминальная – публика.
В плане морали «новый низший класс», который начал формироваться именно в счастливые 1960-е, отделяет себя, как отмечает ряд социологов США, от традиционных американских ценностей (как мы увидим позднее, то же происходит со значительной частью «нового высшего» (upper) и «вышесреднего (upper middle class) классов». Речь идёт о таких ценностях, как трудолюбие, честность, вера и, конечно же, крепкая семья (отсюда – ценность брака и неработающая женщина в качестве жены, хозяйки и матери как идеал). В начале 1960-х годов приоритет этих ценностей, особенно семьи, был ярко выражен. Так, в 1962 г. журнал «Saturday Evening Post» опубликовал данные опросов Гэллапа по отношению женщин к браку и карьере. 1813 женщинам в возрасте от 21 года до 60 лет задавали вопрос: «Кто счастливее – девушка, ставшая женой, ведущая хозяйство и воспитывающая детей, или девушка, делающая карьеру?». 96% опрошенных высказались в пользу жены как матери и хозяйки – это при том, что в 1960 г. около 40% белых женщин уже вынуждены были работать. Идеальным возрастом для вступления в брак подавляющее большинство женщин назвали 21 год и только 18% – 25 лет. Сам же брак считался естественным состоянием людей.