О чем бы и о ком бы он ни писал, общий знаменатель один — Государство. Бондаренко всегда одинаково радушен по отношению к коммунистам и к монархистам, лишь бы были за сильную страну. Он даже готов поддержать радикалов любых мастей — лишь бы они, меняя Россию, сделали ее более самостоятельной, вывели из "компрадорских форматов". Через это "государственничество" и следует воспринимать все его приязни и антипатии.
Бондаренко понимает, что "старая патриотика" исчерпана, но не без отрады отмечает и крах "старых либералов". Он легко идет на контакт с теми, кого считает либералами, будь это Виктор Ерофеев или Евгений Попов, однако, остается верен своим принципам. Остается упрям. И еще, когда я посоветовался с ним, с кем из живых "писателей прошлого" можно сделать книгу бесед, он сразу, загоревшись, стал перечислять и "почвенников", и "западников" в равном числе. Стремление к объективности — это тоже Бондаренко. Отстаивает свой стан, но призывает видеть литературу целостной.
Я благодарен Владимиру Бондаренко за то, что он меня читает, отслеживает современную литературу. Прочитав, он выносит приговор, с которым могу быть не согласен, но всякий раз хочется сказать: "спасибо за внимание". Он поддерживает новых авторов — хотя бы своим вниманием, постоянным упоминанием.
Бондаренко укоряют в стилистических огрехах и "партийности". Может ли критик быть подчинен "идее"? Скажите, ну а каковы оппоненты Бондаренко? Не партийны, что ли, столь многие "либералы" с их чванством и рефлекторным нигилизмом? Не партийны, что ли, те, кто истерично называет российские войска, защитившие Южную Осетию, оккупантами и, следуя "категорическому императиву", приветствует все, имя чему "поражение и немощь"?
Разве не тоталитарны те, кто называет Бондаренко — "нерукопожатным"? Ведь они судят о словесности именно что партийно (например, отношение многих "либералов" к Лимонову, как художнику, принципиально разнится в 90-е и нулевые. Главное для них — политическая целесообразность).
Понимаю недоумение Владимира Бондаренко, когда он, призывая к объективности, спрашивает: где Валентин Распутин, Леонид Бородин, Юрий Бондарев на телеэкране? Чувствую его искренность и боль в желании видеть Россию мощной и народ благополучным. А литературные оценки всегда субъективны. Важно, что Бондаренко упрямо читает и пишет. Он из тех "персонажей культуры", кто структуризирует литературный процесс. В упрямстве Бондаренко есть оттенок усталости, есть и ожесточенность, мол, "терять нечего" — слишком много лет приходилось переть напролом сквозь оскорбления и запреты. Не всякий выдержит. Требуется воля. Или инстинкт. Невероятное упрямство.
В полноценном обществе, где есть мировоззренческий диалог, Владимир Бондаренко мог бы быть отличным ведущим литературной программы на "Радио России" или автором серии фильмов на телеканале "Культура". Это я так, к примеру, к тому, что мне не хватает Владимира Бондаренко в СМИ.
Что еще? А еще в Бондаренко есть чистота, наивность, очарование, подростковый азарт.
Владимир Григорьевич, здоровья Вам и сил в упрямстве!
Захар Прилепин — Вопреки всему
Как ни вспомню Владимира Григорьевича Бондаренко — он всегда с улыбкой. Сто раз мы, может быть, встречались, и всякий раз я видел его таким: вроде неброско, но вместе с тем не без изящества одетый, глаза с добрыми морщинками, быстрый взгляд, быстрая, чуть захлёбывающаяся, но какая-то радостная речь, где спокойное остроумие и неизменная доброжелательность замешены с готовностью в любую секунду жёстко отстоять свою точку зрения, встать в полный рост за друзей своих, за русскую культуру…
Я описал сейчас внешность Бондаренко — и тут же заметил, как он сам похож на то, что пишет, на свою публицистику, на свои критические работы.
Пишет Бондаренко внятным, иногда чуть заговаривающимся — так многое хочется сказать, так многое нужно объяснить! — русским языком и, вместе с тем, не без некоторого внутреннего, ненавязчивого изящества. У него отличная литературная реакция: он быстро читает, быстро схватывает, строит — вроде бы на скорую руку — новые литературные иерархии. Но спустя годы, и даже десятилетия, вдруг выясняется, что писательские (или поэтические) "ряды", которые так любит перечислять Бондаренко — действенны. Те, кого он первым (или одним из первых) заметил, назвал, обозначил, зафиксировал — именно они и оказываются сутью и крепью русской литературы. Самый наглядный пример — поколение 40-летних, обозначенное Бондаренко 30 лет назад, и по сей день определяющее ход русской литературы. Но это только один из примеров — их множество, десятки, если не сотни. Бондаренко, помню, давным-давно очень точно заметил, что поэмы Лимонова "Золотой век" и "Русское" на пару десятилетий предвосхитили весь русский постмодернизм — но наши постмодернисты, естественно, сделали вид, что это не так.