"Завтра". То есть химическая обработка древесины нежелательна?
А.Б. Губительна, я бы сказал. Мы используем технологию русской живицы — это взвар на основе пчелиного воска, который предохраняет дерево от влаги, кислоты и от многих других вредных воздействий.
"Завтра". А что собой представляет строительный коллектив? Каковы принципы его организации?
А.Б. Очень хорош артельный способ возведения храмов. Дело в том, что круг деревянщиков очень узок, и все знают друг друга. Когда появляется интересный заказ, все моментально узнают об этом. Идет всплеск интереса. И люди подтягиваются со всей России, из стран ближнего и дальнего зарубежья. Даже в Новой Зеландии есть наши мастера. Да, там тоже стоит русский деревянный храм.
"Завтра". Откуда вы черпаете знания? Откуда узнаете секреты деревянного зодчества?
А.Б. Черпаем знания мы из древности. Кстати, слово "древо" и слово "древность" — однокоренные. С точки зрения культуры, неоценимо наследие реставратора, исследователя русской деревянной архитектуры Александра Викторовича Ополовникова, человека, по сути, открывшего нам Кижи. Кстати, сейчас его дочь Елена Александровна занимается научной, литературной и издательской деятельностью, расширяя область знаний о русской деревянной архитектуре.
За восемнадцатое столетие была полностью уничтожена целая категория сооружений. Ни одного деревянного дворца, ни одного боярского подворья до нас не дошло. Это целый пласт культуры… Восстановить всё в полном объеме, увы, невозможно. Усилия в этом направлении наших ученых впечатляют. Но, имея даже под рукой научные разработки, имея деньги и страстное желание всем этим заняться, — практически реализовать подобные проекты крайне затруднительно.
ДЕРЕВЕНЬКА АГАРКОВО
Благое, конечно, дело — поставить в ландшафтном музее в Коломенском реконструкцию Восьмого чуда света — деревянного дворца Алексея Михайловича. Но чем дело кончилось? В результате пятилетних дорогостоящих работ, проводившихся с привлечением огромного количества людей, на выходе появилось нечто такое, что сейчас скромно называют словом "макет". Причем, к этому макету ближе, чем на двести метров, не подпускают. Ибо это опасно. Бревно может выскочить и дать кому-нибудь по голове…
Сегодня в России нет ни одной школы плотников! А вы спрашиваете меня про секреты. Сейчас в России остался один единственный мастер, который умеет делать кижанку, долбленку и шняку.
"Завтра". Что такое долблёнка и кижанка, я примерно знаю, а вот о шняке даже не слышал.
А.Б. Шняка — это такая большая лодка поморов, которая при помощи еловых корневищ вяжется из специально подобранных бревен. На такой лодке можно выходить в море, потому как она имеет крейсерские габариты — 16 метров в длину и три-четыре метра в ширину.
"Завтра". Что же это за мастер? Сколько ему лет?
А.Б. Зовут его Феодосий Травин. Слава Богу, он еще молод. Он не только изумительный плотник, но также знаток языков, каллиграф, художник и историк. Таких мастеров, как он, во всем мире единицы. И нужны специальные механизмы, какие-то государственные институты для того, чтобы таких людей поддерживать, создавать условия для передачи их знаний уже следующим поколениям.
Иначе всё вокруг нас превратится в одноразовую посуду, в один большой "Макдональдс", и мы исчезнем как народ и как личности.
"Завтра". Теперь я начинаю понимать смысл поговорки: "На Руси избы рубят, сапоги тачают, печи бьют, а лодки вяжут…" Хотя с печами пока не все ясно. Почему, собственно, их бьют?
А.Б. Печи потому что были набивные, то есть цельно-керамические. На русском Севере такие еще можно встретить. Деревянная опалубка набивалась глиной, и при помощи технологии постепенного обжига создавалась долговечная, легкая печь, громадной теплоемкости при минимальной прожорливости.