С.К. Нет, мне так не кажется. Во-первых, никогда путь движения через катастрофу я не поддержу.
"Завтра". Но Ленин шёл через катастрофу.
С.К. Ленин не шёл, Ленин сидел в тихой, благополучной стране, тосковал, тренировал себя и других в ожидании чего-то. И вдруг это "что-то" обрело облик полномасштабной катастрофы, сооруженной элитными бездарями. Тогда он включился. В тот момент, когда катастрофа возникнет, все мы обязаны в неё включиться. А вот звать её — это совершенно другое, этого никоим образом делать нельзя. И здесь у меня есть абсолютно метафизическое ограничение: в игре с дьяволом (а хозяин хаоса — дьявол) выигрывает дьявол. Все, кто пытается выиграть у дьявола, это очень наивные люди. Побеждает не тот, кто разжигает огонь, а тот, кто льёт воду.
Если Путин снова окажется у власти, то на политическую систему будут давить с огромной силой. И этой системе придётся или трансформироваться, или рушиться.
Если Медведев окажется у власти, то внешнее давление будет меньшим (точнее — более мягким). Но и прочность системы тоже уменьшится.
А значит, Медведев не сможет сохранить либеральный курс и нынешнюю базу опоры — с ними он рухнет. Поймет ли он и успеет ли осуществить глубокий социальный маневр, изменив базу и все прочее, — не знаю. Знаю, что впереди или преобразование системы, или обрушение. Наша задача — не допустить цепной реакции: обрушение системы — обрушение государства — обрушение страны.
"Завтра". И все-таки, каковы шансы у соискателей президентства в 2012 году?
С.К. Это во многом зависит от того, что я называю "просыпанием". Все видят, что Путин в каком-то смысле "спит". Да, это весьма своеобразный сон на бегу. Но это сон.
"Завтра". А поездки на "Ладе-Калине"?
С.К. Я же сказал про сон на бегу. Рано или поздно придется или просыпаться — или подводить черту под своей политической биографией.
"Завтра". Что значит просыпаться?
С.К. Менять стратегию, политическую базу. Причем осторожно, но достаточно резко. Главное при этом не перебрать! Никакая относительно либеральная база Путину в дальнейшем — не опора. И не попутчик даже.
Никакого диалога с Западом у него не получится.
Есть небольшие шансы на диалог с республиканцами в США, но Киссинджер, при том что он очень талантлив и очень конструктивен, просто по возрасту не тянет роль посредника между этими, весьма капризными, республиканскими группами — и абсолютно аморфными структурами, которые должны были бы обеспечить Путину диалог с ними.
Значит, этого диалога не будет вообще, все остальное исключено. Упования на Европу, на немцев мне кажутся наивными. Возможно, я ошибаюсь, но я так считаю.
Повторяю: возвращение Путина породит очень крупное напряжение. Оно потребует пересмотра всех политических моделей, всех стратегий, всех групп поддержки. Путин, оказавшийся на третьем сроке, неизбежно, помимо своей воли и своего внутреннего содержания, станет абсолютно новым Путиным. И возникнут все вытекающие из этого шансы. Я не даю больше 5% за то, что Путин на это пойдет.
Что же касается Медведева, то, повторяю, оказавшись у власти, он может либо проявлять либеральное упрямство, тогда всё закончится быстрой катастрофой Медведева и распадом государства. Либо же Медведев совершит маневр, который всё равно выведет его на идеологический плюрализм, на поиск широкой и иной базы опоры, на новую стратегию, новую модель развития страны.
Не в Медведеве, с моей точки зрения, дело, и не в Путине, и не в других соискателях. Дело в политическом классе или в классе вообще. Дело в том, оформится ли внутри класса конфликт между теми, кому нужно государство (то есть национально действующей, а не болтающей группой элиты), и теми, кому государство не нужно. Если класс не успеет так перегруппироваться, то провалится весь класс. И тогда встанет вопрос: на кого же должна опираться Россия, кто ее будет выводить из той ситуации, в которой она оказалась?
У меня по этому поводу есть такая концепция. В условиях глубокого регресса, упадка ("Римская империя времени упадка") лишь катакомбные структуры — то есть структуры, которые отличаются от вовлеченных в упадок не только идеологией, но и онтологией (альтернативными формами жизни и деятельности), — лишь такие группы могут что-то удержать.
Говоря о таких группах, я ссылался когда-то и на первых христиан, и на старообрядцев, и, в конце концов, на совсем не близких мне по духу ваххабитов. Да, это очень разные группы. Но если всмотреться в них не как в историческую конкретность, а как в социальную модель, то выявится нечто общее. Повторяю, только такие группы спасают империи и народы, переживающие глубокий упадок.