В 1930-е годы происходит массовое переселение крестьян в города. Русский народ из народа крестьянского становится народом рабочих, инженерно-технической интеллигенции, учителей и ученых. Но эти городские русские, русский советский народ были наследниками традиционного русского крестьянства и бессознательно переносили в города и их образ жизни, и их образ мысли, которые накладывались на социальные и идеологические формы городской модернистской цивилизации. С.Г. Кара-Мурза хорошо показал в "Советской цивилизации", что советские заводы и фабрики были наследниками крестьянской общины. То же произошло и с культом Ленина, который стал неотъемлемой частью жизни советских людей. Это был действительно культ, который имел собственные обряды (клятвы Ленину, изучение его трудов, возрастная инициация — вступление в пионеры и в комсомольцы, связанная с поклонением Ленину). Важную часть в этом культе играло паломничество к Мавзолею Ленина, которое, кстати, как правило, было добровольным и свидетельствовало о личном "коммунистическом благочестии".
Несмотря на внешний и даже довольно агрессивный атеизм, в советских людях жила настоящая живая вера в то, что Ленин не вполне умер и что он своими "благотворными энергиями" управляет созданным им государством даже из гроба. Совершенно не случайно возникла традиция в праздничные дни (7 ноября и 1 мая) руководителям государства и партии всходить на Мавзолей и приветствовать оттуда народ. Праздник есть переход из профанного обычного времени во время сакральное, мифологическое (недаром праздник предполагает праздность — освобождение от труда, который есть проклятие Божье, наложенное на людей за грехопадение и лежащее на человечестве вплоть до конца истории и наступления царства Божьего, где закон обязательного труда падет, собственно, праздник и есть предчувствие будущего нового эона, и такое поведение, будто он уже наступил). В православной империи ромеев считалось, что в праздник империей управляет не император, а ее истинный глава — Иисус Христос. В связи с этим во дворце императора стоял специальный трон для Христа, на котором всегда лежало Евангелие, в праздничные дни придворные обращались к этому трону. Обычай восхождения глав государства и партии на Мавзолей в праздничные дни представлял собой своего рода отображение этого обычая, земные правители превращались как бы в медиумов, через которых вещал и правил настоящий и единственный легитимный сам по себе "советский царь" — Ленин.
Как видим, и после того как на смену русскому традиционному крестьянству пришел его наследник — русский советский народ, также живущий общинами, но не крестьянскими, поземельными, а городскими, фабричными, заводскими, институтскими, образ Ленина сохраняет черты народного "космического Христа" и остается центром экзистенциального, духовного мира этого народа. Он вбирает в себя острое чувствование мирового зла, страстное стремление к справедливости, веру в святость, в добро и в благой исход истории, характерные для русских всегда, и, в том числе, и на том этапе их истории, когда они стали народом урбанистическим, "цивильным". Именно поэтому агрессивная антиленинская пропаганда 1990-х годов обернулась тяжелейшим ударом по народной нравственности. Большинство русских советских простых людей, для которых Ленин был вовсе не исторической фигурой с противоречивыми взглядами, не живым, ошибавшимся, грешным человеком, а сверхчеловеческим Спасителем — борцом с мировым злом, очернение образа Ленина восприняло как крушение всего святого и доброго. А поскольку в их мире не осталось ничего доброго и святого, то они и скатились в глубочайший моральный релятивизм, решив, что теперь можно все — и подличать, и красть, и предавать Родину. К сожалению, к такому повороту событий были причастны и некоторые идеологи русской православной церкви, в основном пришедшие в церковь из среды либеральной диссидентской интеллигенции. Лишенные национальной почвы, не чувствующие под собой страну и народ, они не понимали, что культ Ленина несет в себе остаточные черты христолюбия русского народа и если его просто разрушить до основания, то не останется никаких опор для народной нравственности. Видимо, единственным верным путем, который был возможен в этой ситуации, был путь миссии, образцом которой является проповедь апостола Павла в афинском Ареопаге. Обращаясь к язычникам, он сказал им, что они по-своему благочестивы и что Бога, которого они не знают, они все равно почитают. Если бы советским людям было сказано нечто подобное, то, как знать, всё могло сложиться иначе и произошло бы обращение русского советского народа с сохранением всего лучшего, что было в его советскости…