В.Б. Вы — деревенский человек, о чем немало и пишете. Но ваша поэзия явно отличается от чисто деревенской, лирико-родниковой поэзии. Маленький мирок, маленькая лужайка, маленькое солнышко — явно не для вас. Ваши родники обязательно вливаются в огромное море державности, государственности, имперскости. Как вы пережили развал Советского Союза? Считаете ли вы себя выразителем чаяний русского народа? Или выразителем идей государства? Или выразителем воли Неба, божественных откровений? Вы — верующий человек? Как вы соединяли в себе державность и родниковость? Вы как бы объединили в себе Проханова с Распутиным.
Е.И. Точно. Так и было. Ты правильно сказал про Проханова с Распутиным. Железо и металл, и маленькая лесная тропка. А мне близко и то, и другое. Видимо, для меня Россия — это "земля земель сомноженных народов./Соборный свод согласных языков". Очевидно, сказалось влияние молодых лет, проведенных в Австрии, за границей. Я уже не мог ограничиться деревенской тропкой, я из Вены видел всю мощь Советского Союза. Там я и приобрел свой глобализм, свою имперскую хватку.
В.Б. Вы — оптимист? По-прежнему "А ДУХОМ ВСЕ МЫ — СТАЛИНГРАДЦЫ..."?
Е.И. Мы с тобой, Володя, люди одной тональности, нас так просто не сломать. Помню, Сергей Михалков пришел в Союз писателей России. Там было тоже не всё хорошо. Еще жив был Леонид Соболев, лежал в больнице, а его как-то быстро и сняли. Вскоре первый пленум в Архангельске. Я жил на третьем этаже. И вдруг утром на третий этаж ко мне заходят Витя Коротаев и Коля Рубцов. Спускаемся. На втором этаже ресторан. И там сидит наш куратор Союза писателей из ЦК КПСС. Красивая женщина. Увидела меня, подходит, здоровается. А Коля Рубцов взрывается: уберите эту бл… от Исаева. Я остолбенел. Говорю Рубцову: это же сама Нина Павловна. Наш куратор из ЦК. Она держится достойно, улыбается даже. Колю быстро оттащили куда-то. Вечером ко мне приходят: надо исключать Рубцова из Союза писателей. Я пошел к Коле, он что-то лепечет. Я говорю: сам пойдешь и извинишься при всех. Мол, бес попутал. Умеешь грешить, умей и каяться. Даже если бы она не была инструктором ЦК КПСС. Она же женщина. И срочно… Ведь завтра на пленуме весь доклад Сергея Орлова на поэзии Рубцова был построен. Всё летит к черту. Утром все стоят у входа в здание, стоят секретари, Сережка Орлов, Михалков. Подьезжает машина, выходит Нина Павловна. Подходит к ней и бедный Коля: Нина Павловна?! Она: — Что, Коля? — Да простите меня такого-сякого. Нина Павловна говорит: всё хорошо, Коля. Я рада твоему извинению. А то и не могла понять, за что ты так на меня набросился. Иди, пиши свои замечательные стихи… Она его слегка обняла и пошла в здание. Улыбка на весь Архангельск. Сергей Орлов сделал доклад, пленум прошел хорошо.
В.Б. На чем держалась наша советская литература?
Е.И. Не забывай, советская литература — это была литература чуть ли не ста языков. И все писали, все печатались, все переводились. И какие замечательные переводы были. Лучшая в мире школа переводчиков. Такой уже никогда не будет. Какие мощные поэты и прозаики возрастали. Расул Гамзатов, Кайсын Кулиев, Мустай Карим, Давид Кугультинов. Даже тот же Олжас Сулейменов. Это же все была советская литература.
Я даже написал стихотворение на смерть Расула, моего друга:
С больничной койки, не со сцены в зал
Расул Абдулатипову сказал:
В ночной Москве — сказал — в последний раз,