Александр Проханов -- Люди русские
В Ярославской губернии, в Тутаеве, что у самой Волги, живёт русский человек, колокольных дел мастер Николай Александрович Шувалов. Как он стал лить свои дивные колокола, объяснить толком не может. Что-то влекло его к этим старым, позеленелым, почти утратившим свой звук колоколам, многие из которых были сброшены наземь, разбиты вдребезги. Что-то больно томило и мучило, когда глядел в пустые проёмы обшарпанных русских колоколен, печально светлевших среди пустынных полей. Он не знал, как плавить металл, как лепить и клеить глиняные формы. И не у кого было учиться. Говорят, последний мастер колокольного дела исчез на переломе войны. Сначала за ним охотились офицеры НКВД, и он скрывался по лесам в окрестностях Валдая. А потом его искали гестаповцы, и он прятался от них, пока окончательно ни сгинул в русском лихолетье. Видно, колокольные звоны были опасным оружием, а мастер, извлекавший эти русские звуки, был опасный оружейник и воин.
Николай Александрович не расскажет вам секретов, которые добывал он в непрерывных пробах и неудачах, склеивая из песка и глины колокольные формы, наполняя их расплавленным металлом. Отлитые изделия напоминали самые древние и искусные колокола прежних времён. Но звук из них излетал мёртвый, сухой, как кашель. Колокола не пели, а скрипели и квакали, словно огромные зелёные лягушки.
Как алхимик хранит рецепт таинственного философского камня, так Шувалов лелеет, бережёт под сердцем сделанное им божественное открытие. В волжскую глину и волжский песок, из которых лепит он колокольные формы, как в тесто добавляет множество самых разных дрожжей. Туда замешивается сухая трава, в которой темнеют засохшие колокольчики, луговые кашки, полевые горошки. Туда замешивается коровий помёт, удобряющий не только огородные грядки, но и глину, и песок в колокольной форме. Туда добавляется овечья шерсть, множество разных присадок, капли масла, таинственные соки. Форма, куда заливается кипящий металл, передает остывающей бронзе свою таинственную мягкость, неразличимые глазом поры создают поверхность, рождающую дивный рокочущий звук. Серебристо-нежный и долгий, он не умирает в металлической западне, а излетает наружу и долго плавает, озаряя окрестные пространства.
Само литьё похоже на жреческое искусство, на колдовство. Не всякий овладеет этим таинством, не всякий объяснит, в чём суть и секрет этого мастерства. Не во всякую погоду и не во всякий день Николай Александрович начинает литьё. Влажность воздуха, давление на барометре, фаза Луны, которая влияет на океаны, на приливы и отливы морей, — всё учитывает мастер, приступая к литью. И ещё, быть может, привидевшиеся ночные сны, суеверные знаки, состояние души, из которой помыслами и молитвами изгоняются тёмные силы.
Дело его росло не сразу, а постепенно. Сначала лил колокола малые с нежными и тихими звонами. Потом размеры колоколов росли, и звоны становились гуще, раздольнее. Спустя годы стал лить огромные, многопудовые для кафедральных соборов. И вот один висит, подвешенный на подъёмный кран, ожидая погрузки. Великолепный, смуглый, с золочёной надписью, отлитыми на поверхности иконами и словами акафистов, похожий на диво, то ли всплывшее из бездонных морских глубин, то ли спустившееся из лазурного неба.
Одна за другой наполнялись его изделиями колокольни окрестных ярославских сёл. Приходили за заказами батюшки, являлись монахи. Подкатывали холёные тучные джипы, из них вылезали дюжие молодцы с тяжёлыми золотыми цепями и клали на стол мешки с деньгами, заказывая колокола для церквей в родных деревнях и посадах, отмаливая этими вкладами, Бог знает, какие грехи.
Николай Александрович рассматривает своё колокольное дело как ремесло и трудную работу. Но так же и как искусство, создающее поразительное по красоте колокольные формы с орнаментами, пластикой, рождающие неповторимые божественные гулы. И как таинственное мистическое действо, в котором присутствуют космические силы, ангельские энергии, божественный промысел.
Каждый отлитый колол, который он выпускает со своего небольшого завода, отправляя в жизнь, обладает молитвенной силой, созывая народ на богомолье во славу божью, или отправляет человека в последний путь к праотцам, или набатно гремит среди горящих, охваченных пожарами горизонтов.
Однажды он с подмастерьями отливал огромный бронзовый крест для петербургского собора. И едва начал лить металл в форму, как вдруг разбушевалась неистовая гроза. Гудели недра и небеса, словно тысячи бесов сорвались со своих цепей, вылетели из преисподней, рвали кругом пространство, валили стены литейного цеха, мешая мастерам сотворять крест. Но едва крест отлили, и он лежал, остывая, в своём великолепном грозном монолите, как буря внезапно стихла. Покорённые бесы ушли в свои подземные щели, и на небе в чистейшей лазури засияло чудное солнце.