Или модернизация сводится к закупленным айфонам и твитерам? В таком случае надо переписать толковые словари. Они всё не так толкуют! Демократия и что-то толковое — несовместимо!
Или голоса говорят "коррупция, борьба". И не просто голоса, а голоса с интонациями, способными вызвать дрожь! "Не потерплю!", мол. Доколе, дескать! Никакой пощады! Так и знайте! И коррупционеры — ну дрожать! Ну бояться! Ну не брать взятки и быть честными людьми. Одним словом, лисицы объявили борьбу с поедателями кур. Возможно такое? Вполне. Особенно, если лисоньки беспокоятся, что им меньше достанется. Надо бы поуменьшить численность претендентов на курятину.
Голоса гомонят о борьбе с коррупцией, а чиновник, который не может смело назвать себя коррупционером, уже и стыдится своего положения изгоя среди коллег-коррупционеров. Чиновники оспаривают право называться крупнейшим взяточником. Говорят об этом громко, претендуют на Книгу рекордов Гиннеса, чтобы было зафиксировано: тогда-то тому-то там-то была дана самая большая взятка. И когда (думаю, недалёк тот день) данный рекорд будет официально объявлен, захлёбываясь от восторга, все СМИ будут кричать, как мы вырвались вперёд, нас не догонят! как мы удерживаем первые места в мире по уровню получаемых взяток, приведут формулы больших чисел. С рекордсменом состоится встреча, чаепитие, прозвучат задушевные песни, с чего, дескать, начинается…. Хотя с такими рекордсменами и только с ними и встречаются те, кого упоминать всуе — рожей не вышли. Но тут-то официально-пощрительно встретятся. Не как кореша, а как гражданин с гражданином начальником.
Или голоса вещали об удвоении ВВП. А в действительности удесятерилось количество чиновников и размеры взяток. Но какие претензии могут быть к голосам, и какая вера может быть голосам? Как те петухи, что прокукарекали, а там хоть и не рассветай. Для голосов, судя по всему, важнее не то, что суть, а то, что форма: интонация, тембр, пауза. На некоторых романтических дам действует. А вот я — не верю! А вообще, голоса, видимо, на то и голоса, чтобы вещать, а не слушать: голоса не слушают голоса народа и разума. И голоса не слышат гласа вопиющего в пустыне. Так что, граждане, не вопите!
Интересное предложение: выпадения волос лечение современными препаратами в центре красоты Интегри.
Тимур Зульфикаров -- Чаша золотистая... Чаша колосистая...
Пять лет назад я писала: "Трудно поверить, что Тимуру Зульфикарову — 70 лет". Поверить сегодня, что вот уже три четверти века он — наш сотоварищ по кажущейся временами непосильно сложной, но обворожительно притягательной земной жизни, трудно вдвойне. Так переполнен он любовью и светом, так любознателен, общителен, оживлен. Так велико его желание расшевелить даже случайного встречного, одарить радостью, научить видеть красоту.
Не зря в Таджикистане, на его родине, где мудрость славится, а мудрецы окружены почетом, Тимура зовут муаллимом (учителем), домулло (умудренным истиной), устодом (мастером). Его притчи — "алмазы мудрости и изумруды поэзии" — слушают с благоговением, к нему подводят детей, дабы он осенил их своею благодатью. И это — несмотря на то, что все его эпические поэмы, притчи, полторы тысячи стихотворений, песни, которые он сочиняет вместе с мелодиями и которые сейчас востребованы более всего, написаны по-русски. "Для истинных творений нет времени. Они недвижны в красоте своей" — эти слова Тимура так же характеризуют его творчество, как и его самого.
Нам повезло, что Тимур — человек двух равновеликих для него культур, двух родин: снежной чистой раздольной Руси — родины матери, Людмилы Успенской, профессора-филолога, принесшей таджикам словарь их древнего языка фарси, и окутанной мягкой, теплой пылью Великого шелкового пути, окруженной высокими снежными горами Азии — родины отца, Касыма Зульфикарова, крупного хозяйственника. Средний Восток я постигла и приняла лишь после книг Тимура. Потому, что написаны они человеком, генетически связанным с этим Востоком, на превосходном русском языке, украшенном арабесками и умащенном ароматами Средней Азии. В то время как однокашники Зульфикарова по Литературному институту, Белла Ахмадулина, Евгений Евтушенко и примкнувший к ним Андрей Вознесенский, штурмовали вершины призрачной, преходящей славы, выступая в Политехническом и на стадионах, сам Тимур, кумирами которого были новаторы поэтического слова Пушкин и Хлебников, со страстью постигал стихосложение, экспериментируя со стилем и формой разных эпох: от седой древности до модернизма. Потом, в 35 лет, он сочинил одну из лучших своих поэм — "Книгу смерти Амира Тимура", где с пониманием и любовью представил в стиле "vers libre" (свободного стиха) историю жизни и духа этого неординарного человека и узурпатора. С тех пор форма "vers libre" главенствует в эпических поэмах Тимура, которые по высоте чувств и глубине раскаяния сродни лучшим античным трагедиям. Приверженность этому жанру поэт объясняет так: "В душе каждого человека живет царь и раб. Наша литература слишком долго живописала раба. А я хочу пробудить царя в суетной душе моего угнетенного плотью современника".