Фильм заставляет думать, отключиться от бессмысленной информации. А это уже весьма полезно. Полезно было бы посмотреть этот фильм и нашим государственным деятелям. Вспомним, как во время всемирной выставки ЭКСПО-2010 в Шанхае наши официальные СМИ пропагандировали российский павильон как "Павильон Незнайки". Многие тогда удивленно пожимали плечами — для комплекса детских развлечений символ "Незнайки", видимо, приемлем. Но для образа будущего России этот символ стал издевательским. Рядом находился китайский павильон. Там демонстрировали реальные технические инновации, которые будут внедрены в КНР к 2030 году. Это впечатляло. Тем более, что они действительно будут внедрены. Но у нас в официальных СМИ о китайских проектах не было сказано ни слова. Зачем о них знать "незнайкам"? Недавно нам продемонстрировали достижения нанокорпорации: электронный планшетник с наночернилами, который должен заменить школьные учебники? Это что — главное достижение всей госкорпорации? Что в этом нового? Использование наночернил? Какова цена одной штуки этого "достижения" (говорят — втрое выше, чем цена одного iPada)? И сколько средств ушло на разработку этого проекта, который безнадежно устарел, не успев быть внедренным? Этот пример говорит о том, что в будущее надо встраиваться, имея его образ, модели этого образа. Иначе все мы, действительно, можем оказаться "незнайками" во второстепенном павильоне.
Окна Баринофф - krauss алюминиевый профиль заказать
Сергей Кургинян — Татьяна Жданок: -- «В огне брода нет...»
Сергей Кургинян. На записи передачи "Исторический процесс", где вы были моим свидетелем, обсуждался пакт Молотова-Риббентропа. Точнее, советские перестроечные самобичевания по этому поводу. Вы тогда заявили: "Если Россия вступит на второй круг самобичевания, это обернется распадом для нее и фашизацией для остальной Европы".
Татьяна Жданок. Я за свои слова отвечаю. Двадцатилетний опыт работы в активной политической оппозиции в республике, ставшей детонатором распада СССР, вступившей на путь построения апартеида и разродившейся рвущимися во власть новыми фюрерами, дает мне право на такой прогноз.
Похоже, что Латвия (вместе с Эстонией) стала полигоном для эксперимента по отработке моделей построения сегрегированного общества под прикрытием якобы естественных слабостей "новой демократии". Наш опыт переносится затем в другие страны. И вот уже на Украине и в Молдове говорят о "советской оккупации", Румыния реализует модель восстановления довоенного гражданства, Словакия ограничивает использование венгерским меньшинством своего родного языка, а Венгрия, в свою очередь, устанавливает монополию правящей партии на СМИ.
С.К. Но почему таким "полигоном сегрегации" стали именно Латвия и Эстония?
Т.Ж. Потому что в качестве "людей второго сорта" были выбраны русские, а официальная Москва это "проглотила". В 1989 году ею был осуществлен акт самобичевания по поводу пакта Молотова-Риббентропа. Эта позиция позволила говорить о приехавших в страны Балтии после 1940 года русских как об инструменте "оккупации".
Когда в 1990 году в Верховном Совете Латвии был с официальным визитом Борис Ельцин, он отказался встречаться с нами, с оппозиционными депутатами из фракции "Равноправие", собиравшимися обратить его внимание на опасность нарушения прав русскоязычного населения. Полное игнорирование этого вопроса мы наблюдали со стороны тогдашнего министра иностранных дел Козырева, других российских официальных лиц. Весной 1991 года в крупнейшей государственной газете "Диена" была опубликована статья Галины Старовойтовой с заголовком "За нашу и вашу свободу!". В ней местные русские были обозначены как маргиналы, "дети разоренных войной деревень". Я направила тогда в одну латвийскую русскую газету открытое письмо автору этой статьи. И предложила газете обратиться к читателям с просьбой прислать в редакцию свои истории. Много таких рассказов было опубликовано. Необходимо было показать, что в Латвию после войны направлялись именно высококвалифицированные специалисты, зачастую из Москвы или Ленинграда. Не хватало представителей громадного спектра профессий. Ведь многие латыши бежали на Запад, опасаясь репрессий за сотрудничество с фашистами.