Все эти сложности, подробности, тонкости не интересуют А.Голенкова. Он занят совсем другими "сюжетами", например: "Суворовых в Красной Армии нет. Есть Рокоссовский" (Сталин)". Подобных "сюжетов" в его заметке не меньше дюжины, и ни единого раза не указано, откуда что взято. Неужели авторитет его так велик, что читатели легко поверят всему, что напишет? Будучи автором нескольких книг исторического характера, автор должен бы понимать, что читатель сразу спросит: "Когда, кому Сталин это сказал или где написал?" Неизвестно. И потому сей "сюжетец" не вызывает доверия. Тем более, что достоверно известно: Сталина не восхищали подобного рода "исторические параллели", что он высказал хотя бы при попытке сравнить его с Петром Первым. Надо бы ещё понимать, что имя Суворова хорошо подходит для ордена, но масштаб его походов и сражений не идёт ни в какое сравнение с масштабом ратных подвигов наших полководцев в годы Великой Отечественной.
"На одном приёме, — читаем дальше, — провозглашают тост за Хрущёва. Все встают. Кроме двоих. Это Рокоссовский и Голованов". Он — главный маршал авиации. Опять интересно: "Что это был за приём? По какому случаю? Где? Когда? Был ли на нём сам Хрущёв?" И снова ничего не известно, потому и данный "сюжет" более чем сомнителен. Тем паче, что Рокоссовский был не из тех людей, которые способны на дешевое фрондёрство. Мелко это для такого человека.
А.Голенков продолжает:"Полководцем Номер Один я считаю Рокоссовского, — пишет Голованов. — Он выше Жукова и Василевского". Столкнул, задвинул… Но это писал не Голованов, а страдавший хронической жукофобией Феликс Чуев, вволю потрудившийся над воспоминаниями Главного маршала авиации. Феликс, царство ему небесное, был хорошим собеседником за бутылкой коньяка, но, злоупотребляя тем, что был вхож к Молотову, Кагановичу, Голованову, он нередко предавался вольным поэтическим фантазиям.
Так, в воспоминаниях Голованова можно прочитать, что во время войны у него была интенсивнейшая переписка со Сталиным, которую-де Хрущёв уничтожил. Да с порога видно, что это чушь. С какой стати у Верховного Главнокомандующего могла быть такая переписка с одним из своих подчиненных? На войне дело обходится директивами да приказами, радиограммами да телефонограммами. Тут не до эпистол, хотя, конечно, они, порой, и бывали. Например, краткая переписка Сталина с Мехлисом о положении на Крымском фронте в 1942 году. Или столь же краткая переписка в том же году Сталина с маршалом Тимошенко и драматургом Корнейчуком по поводу его пьесы "Фронт". А "моя переписка", — "читаем в воспоминаниях Голованова, "составила три тома". Хорошо, поверим на минутку. И в проделку Хрущёва поверим на секунду. Но ведь ему могли быть доступны только письма Голованова к Сталину. А где письма Сталина к Голованову? Они же были у адресата, и он наверняка должен был хранить их как великую ценность. И трудно поверить, что не делал копии своих писем по столь высокому адресу. Но ничего этого нет, никаких следов переписки ни в ту, ни в другую сторону не осталось. Совершенно ясно, что это лишь по причине её досадного отсутствия в природе.
Фантазии Чуева носят чаще всего либо демонически ужасающий, либо романтически возвышенный характер. Примером первого был его рассказ о том, что "на Ленинградском фронте Жуков расстреливал батальонами". Если даже на минуту забыть все соображения человечности и фактической достоверности, то для понимания истинной цены этих слов достаточно задаться вопросом: "А кто же держал фронт вместо этих расстрелянных батальонов в осаждённом городе, где был дорог каждый штык?" Ведь батальон это же сотни четыре человек.
Пример романтического фантазирования Чуева воспроизводит дальше сам Голенков: "Лето 1941 года. Рокоссовский отступает, контратакуя и выводя свой корпус из окружения". Ни в каком окружении 19-й мехкорпус, которым командовал Рокоссовский, не был. "Немцы уже тогда его боялись". Жукова и наступающего не боялись, не бежали от страха, а яростно сопротивлялись до самого рейхстага, а Рокоссовского — и отступающего боялись!
"Вот пример (страха немцев перед Рокоссовским. — В.Б. ). Нам не удаётся отбить у немцев Сухиничи (под Калугой)". Как так "под"? Километров 70, если не больше. Я там был зимой 42-го. "Поручают Рокоссовскому. Он передаёт свои приказы специально по открытой связи, рассчитывая на перехват их немцами. Расчет оказался верным: немцы ретируются". В страхе перед одним именем генерал-лейтенанта. Очень красиво! Но почему же этот панический страх не сработал, допустим, на Курской дуге, когда Рокоссовский был уже генералом армии, или в Белоруссии, когда он стал уже Маршалом, Героем Советского Союза и кавалером ордена Победа? Нет, во всех этих битвах немцы сражались отчаянно… Эту выдумку Голенков взял у того же Чуева.