Сегодня точно так же меняется модерн, модель очевидностей, эвиденций, которые существовали последние двести-триста лет: закон всемирного тяготения, объективный мир, однонаправленное время, субъект-объектная топика Декарта или Ньютона — всё это подлежит эрозии, как когда-то рушилась религиозная картина мира.
У меня есть книга "Пост-философия" и одноимённый спецкурс на философском факультете МГУ. Это некое приближение, очень поверхностное и первоначальное знакомство с тем, как осуществляется этот матричный переход. Это меню, самое обобщённое введение в проблематику постмодерна. Поэтому в одном интервью рассказать всё непросто.
Но самое главное, что не такая уж это загадочная вещь. Есть очень много авторов, доктрин, школ, которые этим занимаются на профессиональной основе. Я был поражён, когда познакомился с одним текстом Стивена Манна, ещё 1992 года, из американского военного журнала Parameters. Манн говорит о необходимости внедрения постмодернистских методов в структуру военной доктрины США. Двадцать лет назад! А мы говорим, до какой степени серьёзен постмодерн. Если с начала 90-х постмодернистские элементы формируют военную стратегию США — то он, конечно, серьёзен. А на уровне философии надо отмотать ещё лет на двадцать-тридцать, когда эти проблемы начали осмысляться.
А вещь эта интересная, ибо происходит на наших глазах, это ещё не финализированный процесс. Но и нельзя сказать, что совсем незнакомая. Мы видим, к чему идёт дело, куда направлено, и одновременно с головокружением, дикой скоростью понимаем, что если это реализуется, то всё закончится. И в этом есть некое очарование. Очарование самоубийства, катастрофы, очарование откровенным безумием, потому что мы переходим как минимум в пострациональность.
"Завтра". Каковы здесь личные и общественные стратегии? Вести арьергардные бои на оставшейся территории, где ещё сохранилась твёрдая почва, или же идти туда, в эти протуберанцы нового, в чудовищное пространство, где нет ни опоры, ни языка?
А.Д. Это очень интересный и серьёзный вопрос. Я убеждён, что эти процессы, подготовлены логикой развития бытия, не случайны. И неслучайность смены парадигмы надо осознать.
"Завтра". Принять?
А.Д. Я не сказал "принять" — осознать. Человек, по моему глубочайшему убеждению, — существо свободное. Даже если он не может отменить дождь, он может сказать дождю — да, и вымокнуть. Или сказать — нет, и построить навес, взять зонтик. Он, может быть, не в силах отменить то, что должно произойти. Но так или иначе отнестись к тому, что должно быть, он может. Сказано в Евангелии: "Извращение должно прийти в мир, но горе тем, через кого оно придёт". Может быть, всё действительно неизбежно. Неизбежен приход этой великой пародии, постмодерна, что в христианстве — синоним царства антихриста, и отменить это — не в наших силах. Другое дело, что мы вольны сказать этому "да" или "нет". Поэтому к "принять" я бы отнёсся осторожно. Осознать, что это закономерная вещь. Но принять или отвергнуть — это уже человеческий выбор.
Многое зависит от политических движений. Если они не понимают объективность происходящего, они являются слепыми и бессильными перед лицом надвигающегося дождя. Если мы, видя, что туча собирается, будем говорить, что, возможно, пронесёт, а видно: обложило так, что дождь неизбежен, то это безответственная позиция. Да, будет дождь, будет буря, будет град, будет снег, будет лёд, будет много чего: землетрясения, молнии и глас Божий. Всё это будет.
Но как к этому отнестись? Солидаризоваться с великой пародией, стать прогрессистом? Или считать, что пронесёт и быть консерватором? На мой взгляд, ни то, ни другое категорически не подходит. Мы должны быть только консервативными революционерами. Отстаивать вечные ценности перед лицом новых условий. Как говорил Артур Мёллер ван ден Брук: "Раньше консерваторы стремились противостоять революции, а мы должны эту революцию возглавить и направить её в другую сторону". И сегодня консервативно-революционный сценарий остаётся актуальным. Единственно, изменились условия его реализации. В модерне необходимо было оседлать технические модели развития. И кое-кому на короткий срок, надо признаться, это удалось. А нам предстоит не то что сложная — другая задача. Мы не можем повторить то, что было, потому что модерна больше нет. И наша консервативная революция, если не учесть фазовый переход, превратится в пародию, в гротеск, в симулякр. Наша задача выстроить непротиворечивую последовательную стратегию в условиях постмодерна. Эта вещь, не сама собой разумеющаяся, не имеющая отношения ни к прямому, такому кондовому, консерватизму, ни, понятное дело, к прогрессизму. Не просто, но возможно. На предыдущих этапах, пусть не окончательно, но удавалось. И удавалось в условиях, когда, казалось бы, это невозможно. В том же либеральном, прогрессистском ХХ веке мы знали ряд явлений, которые с успехом смогли навязать своим обществам иную повестку дня — в том или ином ключе, консервативно-революционную.