А однажды, в передаче телевидения "Апокриф", которую ведёт известный писатель еврофейской культуры, профессор Волгин даже поведал нам о том, как всемогущий и бесстыдный Эрос в некий час настиг гения аж в сапогах. А годы-то были уже пенсионные. И об этом — по телевидению! Для всего народонаселения державы, включая школьников и ветеранов войны, которым опасны любые стрессы. Да не пригласить ли Берлускони в МГУ заведовать кафедрой русской литературы? Он всё-таки своих 35 любовниц, стесняясь публичности, скрывал.
Того, кто читал прекрасные книги великого писателя, знает его биографию, но не осведомлён об эротической стороне его жизни и не интересуется ею, Ю.Королёв обвиняет в "непростительном невежестве", ибо всё это "зафиксировано в записях и Толстого, и Софьи Андреевны, и Маковицкого, и Гольденвейзера и широко известно". Да, широко, но в узких кругах, особенно — в кругах толстоведов, ибо люди предпочитают читать сами художественные произведения писателя, а не дневники, не переписку его или жены, Маковицкого или Гольденвейзера. Вот, допустим, четырехтомник Маковицкого, каждый том страниц по 500 большого формата. Кто, кроме толстоведов, будет его читать? Тираж 15 тысяч экземпляров. И вполне достаточно. Нет нужды в дальнейшем просвещении народа на сей счёт.
В.Королёв уверен, что Волгин устно и письменно "касается всех этих рискованных сюжетов с поразительным тактом, преграждая путь той пошлости, которая всё больше овладевает нашей массовой культурой". Да, вот кинорежиссер В.Хотиненко и его коллеги уже и Достоевского в постель уложили. Ведь ложился же он в постель не один? Ложился. Почему же не показать? Свобода, блин, свобода!
Но в чем же такт в писаниях и телевыступлениях И.Волгина? Где его преграда на пути пошлости? Нет ответа. А не больше ли такта в воздержании, которое проповедовал Толстой, в данном случае — в воздержании от копошения в семейном белье, от подглядывания в щелочку. Ведь все эти "рискованные сюжеты" — не более как именно щелочка в жизни и творчестве великого писателя.
Скажу о себе. О том, например, что приписывают Чайковскому, я узнал от покойного однокурсника Григория Поженяна, когда мне было, пожалуй, лет двадцать пять. И никогда не верил, хотя слышал о письмах, будто бы подтверждающих сей факт. И вот, 30 июня этого года на страницах "Комсомольской правды" президент Московской психотерапевтической академии профессор Михаил Буянов, профессионально и обстоятельно изучивший вопрос, поведал, что никаких писем не существует, что всё это вранье, которое распустила студентка консерватории Пургольд, упорно мечтавшая женить на себе Чайковского; но он успешно избег её пылких объятий.
Успехи сексуального литературоведения, естественно, радуют не всех. Профессор того же МГУ Владимир Линков в интервью "Толстой и сегодня неудобен и государству, и церкви" (лучше бы не "государству", а "власти"), напечатанном 29 августа в "Московских новостях", усмотрел у Волгина попытку "дискредитировать Толстого как личность". Это, конечно, слишком, и вызвало решительный, язвительный и зубодробительный отпор помянутого Юлиана Королёва. Он считает, что В.Линков — "провинциальный фокусник, грозным партийным слогом изрекающий смехотворные вещи и приписывающий оппоненту свои ночные кошмары", что его интервью — "сочетание литературоведческой унтер-пришибеевщины с ханжеством позднесоветской эпохи". Это именно пришибеевщина в натуральном виде и есть. Да ещё с таким довеском: "В результате такой "дискредитации Толстого" заметно расширился круг тех, кто кровно почувствовал и полюбил автора "Анны Карениной". Кровно! То есть мы, дескать, и сами знаем эти сапоги Эроса. И с нами самими бывало такое, и в галошах даже, и в противогазе...
Уверяет, что читатели после книги Волгина "Толстого полюбили именно как личность, "живого, а не мумию". Последние слова, видимо, цитата из обращения Маяковского к Пушкину: "Я люблю вас, но живого, а не мумию". Да, живого, но ведь поэт не высказывал недовольства тем, что Пушкину совсем не обязательно быть объектом сексуального литературоведения, для любви к нему вполне хватало его произведений. Маяковский, как и нормальные читатели Толстого, понимал и то, что в натуру почти всякого "живого человека" (есть асексуалы) природой заложена сексуальная потребность, однако звонить об этом с Ивана Великого, голосить с Лобного места нет никакой нужды, это считается не только излишним, но просто неприличным, тем более в профессорских устах.