Комиссия постановила выделить Коле Дмитриеву три комнаты в доме, где жил Ойстрах, а напротив — Чкалов и Папанин, назначила стипендию в 500 рублей (зарплата отца была 250), и он раз в десять дней приходил на занятия к Н.Лузину — основателю московской математической школы, а преподаватели французского и английского приходили к нему домой (немецкий он изучал в школе, а польский выучил самостоятельно). Лузин обращался к нему на "Вы" и разъяснил секреты законов теории относительности и квантовой механики: имеются колебания, но нет того, что колеблется; в уравнениях выбрасываются главные члены, не меняя уравнений ни в чем другом.
Именно поэтому Мария Склодовская-Кюри однажды сказала: теперь детей лучше топить, чем заключать в современные школы. Собственно, история бомбы проста: дочь Марии Ирен открыла нейтрон и — через два года — искусственную радиоактивность, а Энрико Ферми, повторяя её эксперимент и облучая нейтронами все подряд материалы, обнаружил, что парафин не уменьшает, как можно было ожидать, а увеличивает активность нейтронов. Путь к ядерной реакции был открыт, и ни теория относительности, ни квантовая механика никакого отношения к этому не имели. Проблема того, как добиться, чтобы процесс выделения энергии прошёл с оптимальной эффективностью, также не имеет с ними касания. До последнего времени "формула Эйнштейна" имела единственное применение: она разрешала Василию Гроссману кричать на Платонова, Иоффе и Ландау — шельмовать Власова, Александру Кушнеру — издеваться над Толстым и Тютчевым... Формула не принесла ощутимых дивидендов и самому Эйнштейну, Нобелевскую премию за неё он так и не получил. Когда первая жена Эйнштейна, Милева Марич, показала ему статью, в которой изложила результаты экспериментов Филиппа Ленарда (не упоминая имени того и не сказав об этом мужу: она была тайно влюблена в Ленарда и не пропускала его лекций), пошутив: подпись будет твоя, а Нобелевская премия — моя, то творец теории относительности, конечно, согласился, у них была договоренность: держать язык за зубами, он так и говорил ей: главное — держать язык за зубами; прошла целая вечность (но он чувствовал, чувствовал: что-то не так, когда вдруг, без всякой видимой причины, стал называть Ленарда инфантильным), и ему дали премию именно за эту статью по фотоэффекту. Создавался проект: Маркс, Фрейд и Эйнштейн, — выбрали его, торопились, указали человечеству путь. Да больше было и не за что, поэтому пришлось отдать всё до копейки теперь уже бывшей жене (попробовал бы не отдать! — М.К.); в качестве компенсации потребовал статистику Бозе назвать статистикой Бозе-Эйнштейна, апогеем же стал 1949 год, когда была опубликована знаменитая статья Геделя о возможности человека, благодаря гению Эйнштейна, совершать путешествие в свое прошлое и внести в свое поведение в прошлом такие изменения, которые несовместимы с его памятью о прошлом. Что же касается Маркса, то еще в позапрошлом веке Толстой говорил: "Напрасно меня упрекают, будто я пишу, не зная экономической науки, — в частности, того, что "открыл Карл Маркс". "Ошибаются. Я внимательно прочел "Капитал" Маркса и готов сдать по нему экзамен" (1895), марксизм, по Толстому, — "отсталое и исполненное тех же недостатков, неясностей, противоречий, нелепостей, как и все европейские политико-экономические учения" (1900), "Если бы даже случилось, что предсказывает Маркс, то случилось бы только то, что деспотизм переместился бы. То властвовали капиталисты, а то будут властвовать распорядители рабочих" (1898), рабочие названы передовым классом, потому что ими легче манипулировать.
Впрочем, вернёмся к Николаю Дмитриеву. В Московский университет он поступил, будучи еще пионером, и удивлялся лекциям по физике академика Л.Мандельштама, не ощущавшего потребности какого-то объяснения уравнений Максвелла, сведения их к чему-то более глубокому и общему. По окончании университета — аспирант Колмогорова; они публикуют в Докладах Академии наук статью о ветвящихся процессах, здесь впервые и появился этот термин. В 1946 году всё бросает, он должен защитить страну от надвигающейся угрозы, в 1948-м создает модель рабочего процесса в бомбе, позволяющую, опираясь на доступный набор экспериментальных данных, разработать алгоритм определения оптимальных параметров изделия и формулировать техническое задание на эксперимент таким образом, чтобы по его результатам можно было бы уточнять как алгоритм, так и свойства рабочего тела. Регулярно читает лекции руководителям КБ-11 (Арзамас-16) по физическим основам ядерных и термоядерных бомб. Харитон слушал внимательно, записывал лекции в большую тетрадку. Зельдович говорил: "Мы все трепещем перед ним, как перед высшим судией", — и никогда не печатал ни одной статьи, не показав Дмитриеву (когда Зельдовичу передали данные, полученные КГБ от Фукса, он увидел, что разработанная Фуксом теория возмущений для уравнений переноса — один из элементов модели Дмитриева).