Самолеты МЧС доставили граждан России из Сирии
time datetime="datetime" pubdate="2013-01-23 09:57:57" 23.01.2013 /time
В московский аэропорт Домодедово прибыли 77 человек
Пикет в поддержку больницы №31 состоится в Петербурге
time datetime="datetime" pubdate="2013-01-23 09:06:25" 23.01.2013 /time
Он пройдет на Марсовом поле в 18:00
Случайная жертва покушения останется инвалидом
time datetime="datetime" pubdate="2013-01-22 15:51:22" 22.01.2013 /time
Раненная при убийстве Аслана Усояна не сможет ходить
Реклама
Реклама
Реклама
Адрес редакции:
119146, Москва, Фрунзенская наб., 18–60
Электронная почта: zavtra@zavtra.ru
Телефон: (916) 502-49-86
Служба рекламы: (903) 131-53-97
Технический блог
Электронная почта технического отдела web@zavtra.ru .
(function(w, c) { (w[c] = w[c] []).push(function() { try { w.yaCounter11286280 = new Ya.Metrika({id:11286280, enableAlclass="underline" true, webvisor: true}); } catch(e) { } }); })(window, "yandex_metrika_callbacks");
Последние и первые Последние и первые О телецикле «Солдат Империи» Александра Проханова Михаил Кильдяшов 23.01.2013
Когда около десяти лет назад был опубликован роман Александра Проханова "Последний солдат империи", многие из тех, кто навсегда зарезервировал себе место в пятой колонне, довольно потирали руки, думая, что имперское летоисчисление, наконец, прервано, что связь времен невосстановима — наступила эпоха личных земельных наделов и удельных князьков, а имперцы должны уподобиться древнему племени, чей календарь, высеченный на камне, закончился, и замереть в бездействии, ожидая Апокалипсиса.
Но одного не учли диверсанты "во стане русских воинов": те, кто именовал себя "последними солдатами империи", — это не деморализованный батальон, а целая дивизия, на время ушедшая в партизаны, а потом собравшаяся в засадный полк, узнав друг друга по нательным крестам, орденам Красного Знамени, ранам, полученным в общих боях. Теперь они вышли в авангард русской жизни и идут мощной ратью по своей земле, ибо сказано: "Последние станут первыми". Потому и в названии киноцикла, посвященного Александру Проханову: "Солдат империи", — нет первого слова из названия романа.
Литературная лиро-эпичность Проханова прекрасно вливается в хроникальность документального кино. Телемонтаж становится, по сути, монтажом истории и демонтажом лжеистории. Это собирание погодных записей сыновьями Нестора, а не пасынками Даллеса и Бжезинского.
Шестисерийный фильм с продолжением помогает осознать важную истину: если жизнь не оказалась легкой прогулкой по тихой аллее или мелкой перебежкой по обходным тропам вдали от линии фронта, а стала подобна движению с плугом по минному полю, то биография становится историей, а история, в свою очередь, — биографией.
"Солдат империи" — это ответы Проханова на вопросы, оказавшиеся связующими звеньями жизни. Но вопросы эти не анкетные, составлены не кабинетным социологом или бездарным журналистом, а погибшими товарищами и выжившими врагами, суровыми предками и пока беззащитными потомками, прочность щита и меча которых зависит от нашего нынешнего радения. Ответ пришлось держать не только за себя, но и за тех, на чьи уста уже наложена печать. И каждый такой ответ подобен не одиночному выстрелу из наградного пистолета, а залповому огню артиллерии.
Где отчий дом солдат империи? В люльке, подвешенной на крюк в потолке, где однажды услышал и навсегда запомнил сердцебиение матери — первую колыбельную в жизни каждого из нас. У русской печки, украшенной изразцами, что в славянских узорах сохранили сокровенную тайну бытия. В крестильной купели, где святая вода навсегда стала невидимой броней для тела, души и духа, — и уже вовек "не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень". У семейной библиотеки, где Пушкин дарует язык, где Блок грезит о Прекрасной Даме, где от Гумилева впервые услышал призыв к имперскому походу.
Где воевали солдаты империи? В русских деревнях, по капле собирая фольклор, как воду в пересыхающем колодце, отвоевывая каждое весомое, густое сказочное слово у современного пустословия, отбивая каждую песенную строку и нового рваного музыкального ритма. На хлебных полях, где в стылом ноябре помнили о боевом приказе "Ни шагу назад!" и не отдавали ни пяди земли, ни колоса, ни зернышка морозу и первому снегу. На далеком африканском материке, где автомат превращался в сачок, где, рискуя жизнью, над пропастью в последний момент поймал бабочку, будто ускользающий смысл жизни. В стране, где среди минаретов не услышишь русской речи и церковного песнопения, где, изнемогая от жажды после охоты за караванами, видел, как "из приклада выступили слезы, и стал зеленой веткой автомат". В уютном украинском городе, где ужаснулся собственному литературному пророчеству и постиг черную быль Чернобыля, "хрипя в кровавый респиратор".