Поразительное незнание этих имен и фактов учёным стариком Сарновым объясняется просто: ведь не Алла Гербер метала бомбы, не Дашкова палила, не Эмочка Мандель бросился с вилкой в руке на Сталина...
Пишет, что в главе романа, посвященной Столыпину, его убийцу Дмитрия Богрова, которого "в семье с детства звали Митя, автор упорно, на протяжении всей главы называет еврейским именем Мордко".
Ну, во-первых, мало ли как зовут человека дома, в семье. Мы, например, с женой звали нашу маленькую дочку Кузя, и порой нас спрашивали: "Разве у вас мальчик?" Так что и Солженицын обязан был Богрова называть Митей? Но если в романе действительно Мордко, то, конечно, в этом не было никакой нужды: все, кто интересовался историей убийства Столыпина, конечно же, знают, кто по национальности Богров, как и Каплан или Троцкий, Зиновьев или Ягода.
У меня нет и никогда не было под рукой этого романа, но есть "Двести лет вместе". Тут тоже глава о Столыпине и о его убийстве. Так вот, в этой главе, во всей книге Богров упомянут 19 раз на одиннадцати страницах первого тома: 240, 361, 440, 441, 442, 443, 444, 446, 448, 456 и 525. И ни разу Солженицын не назвал его Мордко. Ни единого! Мало того, два раза из этих 19-ти он назван Дмитрием — на стр. 442 и 525. А Сарнов упоминает Богрова раз пятьдесят, и несколько раз именно у него, а не у Солженицына, он — Мордко.
И вся эта невежественная бесстыдная ложь ради вот такого вывода о Солженицыне: "У него Богров убивает Столыпина как еврей. И не по (!) каким-нибудь конкретным событиям. Его толкает на убийство трехтысячелетний зов еврейской истории. Он выбирает в качестве жертвы Столыпина, потому что главная цель в том, чтобы выстрелить в самое сердце России. Столыпин выбран им как самый крупный человек России, последняя её надежда. Своим выстрелом Богров обрёк страну на все будущие несчастья. Его пуля изменила ход истории, предопределила и Февраль, и Октябрь 1917 года, и Гражданскую войну, и сталинский ГУЛаг — всё, всё было предопределено выстрелом Богрова" (подчёркнуто им).
Но вот что здесь вопиет. Такой обожатель цитат, такой любитель чужих текстов, такой почитатель сносок и указаний источников, Сарнов не привел здесь ни одной цитаты, здесь нет ни одной кавычки. С чего бы это?
Я думаю, что Солженицын был антисемитом не больше, чем, допустим, Чехов, который в 1897 году (черта оседлости!) писал, что "критики у нас почти все евреи, не знающие, чуждые коренной русской жизни, её духа, её форм, её юмора, совершенно непонятного для них, и видящего в русском человеке ни больше ни меньше, как скучного инородца" (Собр. Соч. 1980. Т.17, с.224), — и в то же время Чехов дружил с Левитаном; не больше антисемит, чем Куприн, который возмущался "хлыстом еврейского галдежа, еврейской истеричности, еврейской повышенной чувствительности, еврейской страсти господствовать, еврейской многовековой спайки, которая делает этот народ столь же страшным и сильным, как стая оводов, способных убить лошадь в болоте... Можно иносказательно обругать царя и даже Бога, а попробуйте-ка еврея. Ого-го! Какой вопль и визг поднимется особенно среди русских писателей, ибо каждый еврей родится с миссией быть русским писателем" (Письмо Ф.Д.Батюшкову18 марта 1909 года), и в то же время Куприн написал рассказы "Гамбринус" и "Жидовка", в которых с большой симпатией созданы образы еврея-скрипача и еврейской красавицы; не больше, чем Блок, который да, сказал Чуковскому: не лезьте своими одесскими лапами в нашу русскую боль, и много чего ещё в этом духе, — и в то же время вместе с другими русскими писателями выступил в защиту Бейлиса...