К сожалению, устанавливаемые государством ориентиры и стандарты, в особенности размер прожиточного минимума, произвольны и далеки от оптималь- ных с точки зрения науки параметров. Такой важный критерий, как минимальная часовая заработная плата, вообще не применяется. «Всероссийский центр уровня жизни», рассчитывающий восстановительный минимальный потребительский бюджет, считает, что в третьем квартале 2011 г. он был в 2, 6 раза выше прожиточного минимума и составлял 16, 5 тыс. руб., а потребительский бюджет среднего достатка — в 6, 7 раза выше. Думается, что эти цифры в результате более обстоятельных статистических исследований могут быть серьёзно скорректированы.
У нас имеет место огромная недооценка труда основной массы тружеников, не говоря уже порой о совершенно искажённых соотношениях в оплате сложного, квалифицированного труда и труда невысокой сложности и квалификации. К примеру, производительность труда, измеряемая величиной ВВП на один отработанный час, в России уступает Италии примерно в 4 раза, а часовая зарплата почти в 10 раз. Показательно, что в структуре российского ВВП на зарплату приходится около 33%, на прибыль и доходы на капитал — 31%, а на налоги -36%, тогда как в развитых странах Запада доля зарплаты в ВВП достигает 60%. Из-за отсутствия надёжной методологии статистических сравнений приведенные цифры могут оказаться ещё менее благоприятными для оценки того, как оплачивается труд в России.
Если средняя величина заработной платы в разных рыночных системах различается в зависимости от уровня их развития, то пропорции в оплате труда разной сложности, квалификации и интенсивности достаточно схожи. Вознаграждение ученого, конструктора, хирурга, педагога, как правило, значительно выше, чем рабочего, рядового чиновника, офицера или менеджера. В России эти соотношения могут быть обратными и сильно расходиться с мировой практикой. Многие важные для общества профессии и виды квалифицированного труда попали в разряд низкооплачиваемых. Это приводит к губительным последствиям, создает раскол и напряжение в обществе, питает коррупцию и отрицательно сказывается на производительности труда. Кроме того, это затрагивает присущее людям чувство социальной справедливости. Между тем Всемирный банк в своём докладе «Справедливость и развитие» констатирует: “При высоком уровне экономического неравенства обычно экономические институты и социальные условия систематически действуют в интересах более влиятельных групп. Такие несправедливые институты способны приводить к экономическим потерям… Предпочтения при распределении общественных услуг предоставляются богатым, а таланты средних и беднейших групп населения остаются невостребованными. Общество в целом становится тогда менее эффективным, и упускаются возможности для инноваций и инвестиций«. Это подтверждает российская действительность. В результате кризиса производство и потребление в России сократились значительно сильнее, чем в большинстве других стран мира, но зато число долларовых миллиардеров, как свидетельствует журнал »Форбс«, выросло на 70%. По их числу мы уступаем только США и Китаю.
Особенно тревожным по своим социально-политическим и экономическим последствиям для российского общества является увеличивающийся разрыв в доходах между бедными и богатыми. И опять-таки официальная статистика пытается скрасить реальное положение дел, приводя явно заниженные показатели социального расслоения населения и масштабы бедности. Согласно её данным, средний доход бедной 10%-ной части населения в 15 раз меньше среднего дохода 10% богатых. Но исследования, проведенные в рамках Российской Академии наук, показывают, что этот разрыв составляет не менее 30 раз. а в Москве даже в 50 раз, тогда как в ЕС — 7–10 раз, в США около 15 раз. Беспрецедентное неравенство в распределении доходов и непринятие необходимых мер по его снижению имеют негативные последствия для экономического роста и демографической ситуации в стране. Статистический анализ, проделанный специалистами, показывает, что при европейском уровне неравенства темпы роста российского ВВП в 2000–2007 годах могли бы возрасти на 30–50%, а при годовом росте реальных доходов основной массы населения (подчеркиваем, не всего, а именно основной его массы) на 10% удалось бы преодолеть процесс депопуляции.