Куда теперь засунуть завывания оппозиции о нелегитимности выборов и Путина как президента? Ведь очевидно, что все эти завывания работали только в расчете на реакцию Вашингтона и лично Обамы. Затянувше- еся было молчание Белого дома давало оппозиции надежду, что их трехмесячные усилия приведут к какому-то эффекту. В идеале — путем вывода десятков тысяч людей на улицу заставить Путина отказаться от президентского поста и провести новые выборы. Но звонок состоялся, и надежды испарились. Что, в частности, показал митинг 10 марта на Новом Арбате. Более бредовой и бессмысленной массовки трудно себе представить! Сначала невнятные призывы поддержать в суде мужа Ольги Романовой, которого вроде бы никто и не собирается вновь сажать (для власти это ненужная головная боль). Потом рассказы о том, как надо работать наблюдателями. Далее пошли призывы к оппозиции быть конструктивной. О нелегитимности выборов внятно говорили только три человека: Рыжков, Каспаров и Удальцов. Дмитрий Орешкин своими расчетами только убедил всех в победе Путина. Навальный вообще куда-то испарился. Создалось впечатление, что звонок Обамы подвесил оппозицию за белые ленточки как воздушные шарики. Единственной опасной для власти с точки зрения революционного потенциала массой на митингах были националисты. Но они демонстративно ушли с митинга 10 марта. Звонок Обамы все вернул на свои места: оппозиция раскололась. Надежды на то, что «Запад нам поможет», улетучились. Никому на Западе оппозиционеры оказались не нужны (нет, кому-то, видимо, нужны: например, Маккейну и Ромни в США, или ПАСЕ в Европе, — но пока от них мало что зависит).
Так почему Обама позвонил? Мог ведь отнестись к Путину, как к Лукашенко. Но поостерегся. В этом, а вовсе не в разборе невнятных слов «трибунов» от оппозиции, и состоит, на мой взгляд, главная интрига дня. Обама в своей «арабской революции» споткнулся о Сирию. Споткнулся так, что не знает, что делать дальше. Понимает, что без Путина эту проблему он вряд ли решит. Обама не хочет начинать войну с Ираном до начала своего второго президентского срока. А его друзья из Израиля настоятельно этого требуют. Обама не хочет из нобелевского лауреата мира превращаться в «президента войны». Без Путина он и эту проблему не решит. Ему нужно, чтобы Путин уговорил иранцев пойти на радикальные шаги по полной «прозрачности» их ядерной программы. Только это может отсрочить войну. И только Путин имеет шанс уговорить Тегеран. Запугать Путина «цветной революцией» не удалось, саму революцию «белых ленточек» развязать тоже пока не удалось. Значит, надо договариваться. Отсюда так быстро «поменялась концепция». Срок до выборов для самого Обамы оказался чересчур коротким. Ромни больно наступает на пятки. Куда денешься?
А что в этой ситуации будет делать Путин? Во внешней политике — понятно: активно работать на ближневосточном направлении. А внутри страны? Если американские «друзья» так нуждаются в его помощи, то надо ли радикально ломать выстроенную модель управления? Зачем, например, Путину возвращаться к выборам губернаторов? Ведь он сам их отменил. И правильно сделал. Вновь своими руками восстанавливать мафиозно-олигархический механизм псевдорегиональных выборов? Где деньги и бандитские наезды будут решать всё? Нужна ли Путину «парламентская республика» вместо президентской «властной вертикали»? За что он тогда боролся?
Что действительно делать надо безотлагательно — так это наводить порядок во «властной вертикали». А значит — всерьёз уничтожать коррупцию. Ведь Навальный во многом прав, когда говорит, что без реальной антикоррупционной политики никакое экономическое развитие невозможно. Но почему мы должны слышать это от Навального, а от руководителя предвыборного штаба Путина — только странные рассуждения о «цивилизованной коррупции»?
Впрочем, звонок от Обамы не должен дезориентировать нового-старого российского президента. Никаким «другом» Обамы он не станет никогда. Никакая «перезагрузка» отношений с США не приведет ни к чему хорошему. Антипутинский запал оппозиции лишь на время заморожен. А потом с новой силой будет разогрет. Задача «цветной революции» отложена лишь на время.