Поварившись в кипятке губернской выборной кампании, перевидав множество людей, усвоив уроки человеческих отношений, познав политическую науку, о которой не написано в учебнике, он искал себе новое поприще.
Кругом на неоглядных полях погибали огромные, прежде цветущие хозяйства, как погибают выброшенные на берег киты. Догнивало на машинных дворах железо, бывшее когда-то тракторами и комбайнами. Высились ржавые водонапорные башни и руины скотных дворов, словно в них попали бомбы. По деревням гулял пьяный ветер, и уцелевший от пьянки и тоски народ валил в города. Среди погибших хозяйств Самошин выделил одно, ещё недавно громадное и зажиточное, награждённое орденами и красными знамёнами, а теперь находящееся на грани банкротства, готовое перейти в руки удачливого коммерсанта, чтобы потом на этих некогда тучных землях возникли элитные коттеджи, парки развлечений, места фешенебельных утех для столичных богачей.
Самошин познакомился с крупным российским банкиром. Своей энергией, своим убедительным словом, своей верой и страстью увлёк банкира. Они решили превратить это гибнущее, разорённое дотла хозяйство в ультрасовременный аграрный комплекс. Где картофель, проходя сложнейшую переработку, превращается в продукт, который ждут множество предприятий пищевой промышленности. Без этого продукта невозможно изготовить множество изделий, которые своими пестрыми упаковками заполняют прилавки продовольственных супермаркетов.
И вот я смотрю на этот комплекс, плывущий, как огромный голубой корабль, среди оврагов, перелесков и талых снегов. Лёгкая и изящная пластика, ажурные стальные конструкции, не видно людей, и только шелесты и шорохи мягких механизмов. Сюда не войдёшь, не надев на ноги бахилы и не накинув на плечи белый халат. В цеха не пропустят, если ты перед этим не помыл руки. И это не операционная, не лаборатория, где выращиваются полупроводниковые кристаллы. Это цех по переработке картошки. Её свозят с окрестных полей в огромный склад, где хранят, поддерживая определённый уровень температуры и влажности. Клубни движутся в цех со складов по трубопроводу, с каждого снимается компьютерный портрет в профиль и анфас. Выявляется его цвет и плотность, количество выпуклостей и неровностей. Эти компьютерные данные определяют дальнейшую судьбу клубня. Направляют его, если он имеет совершенную форму, в отдел расфасовки в упаковки, откуда, чисто вымытый, калиброванный картофель в сетчатых мешках идёт на прилавки овощных магазинов, где тульская картошка блестяще конкурирует с безвкусными клубнями, привезёнными в Россию из Азербайджана или Израиля. Другая часть картофельных клубней, выпадающая из пропорций золотого сечения, движется на переработку, где автоматы, мерцая индикаторами, поблёскивая компьютерными программами, чистят картошку, режут её и мельчат, варят в облаке раскалённого пара, превращают в мягкое варево. Наматывают на горячие барабаны из нержавеющей стали, превращая в листы, похожие на пергамент.
Так и хочется снять с этого крутящегося барабана нежный желтоватый лист и написать на нём: "Слава тебе, Андрей Самошин! Ты — молодчина! Ты привёз в эту русскую глубинку заморское чудо. Ты собрал к этому мягко рокочущему, мерцающему индикаторами чуду оставшийся в сёлах народ, не успевший спиться и духовно погибнуть. Ты заставил окрестные зарастающие лесом поля приносить невиданные урожаи. Выпустил на эти поля технику, которую здесь прежде не видывали. Ты строишь новый современный посёлок, где человеческий быт по своему комфорту будет созвучен с твоим электронным заводом. Слава тебе, русский пассионарий Андрей Самошин".
Так думал я, расхаживая по громадному, стерильно чистому цеху среди роботов, которые тасовали и варили картофель. Так думал я, разглядывая в кабинете Самошина красные знамёна, сбережённые им среди пожаров русского лихолетья. И так я думал, глядя на храм, который он построил по чертежам своих друзей из Оптиной пустыни. Думал: какая радость — встретить его, моего брата-афганца, тёртого-перетёртого в жерновах жуткой русской политики, прошедшего круг за кругом среди безумных русских бурь, не погибшего и не сгинувшего. Вот он — хваткий, ловкий, весёлый, с умными, чуть шальными глазами, с офицерскими усиками, умный делец и мечтатель, фантазёр и воин, жёсткий управленец и сентиментальный человеколюб. Вот он — русский пассионарий Андрей Самошин.