План идеального в полном соответствии с «традициями» новейшей трактовки русской жизни и русской истории отсутствует, срезан совсем. В этом плане творцы сего произведения достаточно «органично» продолжают дело П. Лунгина с его «Царем» и пресловутой В. Гай Германики (см. сериал «Школа» и прочие шедевры талантливой барышни). Православная церковь присутствует в фильме в образе пожилого священника — типичного требоисполнителя, скорее по инерции исполняющего свое дело. Никакого намека на активное миссионерство, гражданскую позицию, проповедь Слова Божия (как хотя бы в фильме Хотиненко «Поп») здесь нет и быть не может. То, что в финале фильма, перед расстрелом, он совершенно ослеп и носит «слепые» темные очки — еще один откровенный, прозрачнейший символ. Слепой пастырь — что может быть яснее, как еще откровеннее могут авторы донести до зрителя свою немудреную мысль! Что до религии, то и здесь сарказм авторов не знает предела: жизнь крестьян полна самых темных суеверий, перемешанных с чисто внешней церковностью. Одно слово, дикари…
Никакой альтернативы зверствам нового режима в фильме не видно. Никакого противопоставления прежнего уклада и нового (как, к примеру, в «Тихом Доне» и других классических произведениях русской литературы) нет и в помине. «Белые» просто отсутствуют, в авторскую концепцию их наличие никак не укладывается. Крестьянская армия не может победить уже потому, что единственной альтернативой «красным» в фильме является возвращение в прежнюю беспросветность. Именно поэтому фильм следует со всей ответственностью признать не антисоветским, а именно русофобским, где, вопреки известным словам Зиновьева, никто уже и не целит ни в какой коммунизм. Главная цель ясна с самого начала.
Понятно, что финальный символический кадр, в котором потоки воды затопляют территорию крестьянской Руси (которые нельзя воспринять иначе, кроме как злую пародию на легенду о граде Китеже) — естественный финал всей авторской концепции. «Эта» страна недостойна того, чтобы существовать, просто быть в истории.
Обсуждение фильма в передаче у Гордона рождает не менее печальные размышления, чем само «произведение». Участники глубокомысленно рассуждали о достоинствах нового кинематографического «эпоса», завороженные «звездностью» режиссера-«классика». По-моему, адекватен был лишь сам Гордон (которому «можно»), как-то осторожно выразившись насчет «глумления». Ну и, пожалуй, Юрий Поляков, сдержанно, но твердо заявивший о своем неприятии фильма. Даже Наталья Солженицына крайне мягко высказалась всего лишь о своем «несогласии» с показом в фильме дореволюционной России. А ведь Смирнов и Ко — наглядная иллюстрация к бессмертному эссе ее покойного супруга «Образованщина», а также к эпохальной работе соратника Солженицына И.Р. Шафаревича «Русофобия»! Непостижимо только одно: как этот человек, с таким зарядом ненависти смог в свое время снять «Белорусский вокзал». На его фоне тот же Гордон — просто высокий образец гуманизма, любви к людям (да и незаурядного профессионального мастерства!) со своим последним фильмом об одесских проститутках.