Дипломаты из Нигерии, одетые как сегодня клерки Royal Bank of Scotland не одеваются: в отутюженных костюмах, шелковых рубашках при галстуках. Ухоженные леди в платьях в горох, привет, так сказать, 60-м. Ну и, конечно же, юноши с футлярами для скрипок, саксофонов за спиной и с девушками, декадентно-богемными девушками, с фигурами я ля Анита Экберг в платьях в пол и стянутыми, как в начале ХХ века, корсетом талиями. Да, джаз — музыка для дерзких молодых и молодых, но не дерзких. Музыка ветра в паруса безбашенной юности и благословенного затишья после буйства ветра в паруса безбашенной юности. Но музыка ли — джаз?.. Третий звонок прозвенел минут как двадцать назад. Как будто всё готово для начала концерта.
Концерт Херби Хэнкока и Ди Ди Бриджуотер — элегантное завершение "Американских сезонов" в России. На сцену Светлановского зала вышел представитель посольства США. Он сообщил, что Херби Хэнкок выступит с квартетом, подопечными фонда Телониуса Монка и еще: Ди Ди Бриджуотер на сцену не выйдет. Нууу!!! — эхом прокатилось по амфитеатру разочарование зала. Увы, Ди Ди Бриджуотер больна, просто свалилась с ног с сильнейшей простудой. Но вокал будет. И Херби Хэнкок — будет!
Квартет подопечных — это Майк Родригес — труба, Уолтер Смит — саксофон, Отис Браун — барабаны, Бен Уильямс — контрабас и Джералд Клэйтон, сын "грэмминосного" контрабасиста Джона Клейтона — фортепиано. Дресс-код: строгий классический костюм. Первая композиция напряженности в зале не сняла. Вышла Лиса Хенри. О! Какая это — Лиса Хенри! Зал охнул! В буквальном смысле: "о-оо-ох!" Вокалистка в черном платье, поверх которого накидка, в черных лодочках на шпильке. Она поприветствовала публику мягким, вкрадчивым голосом, и "You'd Be So Nice To Come Home To" — стандарт из репертуара незабвенной Эллы Фицджеральд, обволакивал густым горячим шоколадом. Ее дородное, полное тело покачивалось, двигалось так, как только может двигаться тело сытой чёрной пантеры или девушки — только из джаза. Лиса Хенри выводила трели, стаккато джаза, эти неуловимые знаки чувств "мдм-пэм". И квартет не на шутку раскрепостился. В начищенной меди трубы заиграли блики лакового, цвета вишни, тулова барабана, и Отис Браун, чуть закидывая голову назад, самозабвенно колдовал с ритмами.
Херби Хэнкок вышел на сцену уже под свист и улюлюканье. Семидесятидвухлетний мэтр сел за акустический Steinway. Принт его свободной рубахи напоминал экспрессивные абстракции Кандинского, но дисциплину свободы маэстро держал в твердых руках. Он взял первую кристально чистую ноту… звук куполообразно завис… еще несколько клавиш провалились аккордом и импровизация блюзовой темы "Cantaloop Island", знакомой нескольким поколениям по диску The Egg, разворачивалась удивлением маэстро перед подрастающим поколением: "Они и так могут?!" Подрастающее поколение, не торопясь, достойно возвращало маэстро тему, расцвечивая ее палитрой царственных звуков трубы, густых тонов саксофона. Музыканты старались — и это было видно — играть так, чтобы Херби Хэнкок прочувствовал, вспомнил свои "мятежные" 60-е. Мне нравилось следить за Беном Уильямсом. Невысокого роста, изящный, с копной, как пружина, черных волос, он казался нордически невозмутимым, и только длинные пальцы руки нервно перебирали струны "блуждающих басов". Шлягер "Everyday I Have The Blues" публика встретила визгом. Она подхватывала и "эвридэй", и "блюз", хлопала в ладоши, притопывала в такт ногами и брызги счастья возвращались на сцену. Лису Хенри уже назвали сегодня "другом знаменитого Херби Хэнкока". Она не только справилась с ролью фронтвумен, она вокалом своим придала виртуозным, но чуть нарочитым аранжировкам пряный ингридиент расслабленности, "жирности", из-за которого джаз стоит называть "музыкой жирных".
Дерби начались на бисе. Настоящие импровизационные "баталии" разворачивались за роялем. Херби Хэнкок и Джералд Клэйтон в духе галантного времени уступали друг другу банкетку перед роялем, не отрываясь от клавиш. Хэнкок задавал тему, Клэйтон имитировал ее или вступал в диалог, коллеги подхватывали. Четырнадцатикратный обладатель "Грэмми" и подопечные фонда Телониуса Монка играли джаз и играли с джазом. Живые, остроумные реакции взвинчивали эмоции публики. Светлановский зал стал походить уже на стадион, здесь кричали, свистели, срывались с места. Херби Хэнкоку подносили цветы... Велико же было мое удивление, когда мэтр джаза стал срывать целлофан с букета желтых роз. Я отлично помню, как Рихтер срывал целлофаны: говорили, Святослав Теофилович не любит цветы в хрустящих обертках. И вот Хэнкок… наконец он справился с букетом, и высвобожденные розы одна за другой полетели из рук маэстро в зал.