И лишь во второй половине ХХ века простой русский народ впервые, сам стал писать о себе. Василий Белов и был и останется навсегда первым в этом ряду.
Ему досталась тяжелая участь, он прикрывал веки уходящему русскому крестьянству, он и сам был как бы последним вздохом, мощным, но прощальным, былой крестьянской Руси.
Василию Белову и его соратникам Василию Шукшину, Валентину Распутину, Евгению Носову, Виктору Астафьеву, Федору Абрамову, Владимиру Личутину суждено было уже на века остаться первооткрывателями всего крестьянского русского народного лада, первотворцами крестьянских характеров в русской литературе, им же и суждено было прочитать русскому крестьянству поминальную молитву. Они и не могли ни о чем другом так же мощно писать: ни о городе, ни о заморских странах. Даже о войне они писали глазами русского крестьянина. Ибо Победа 1945 года — это была, прежде всего, победа русского крестьянства.
Уверен, будет впереди новое возрождение великой Руси, и русский народ сохранится, вновь станет мощным и дерзновенным. Но того былого крестьянства, сформировавшегося тысячелетие назад, уже никогда не будет. Тем более весом становится словесный памятник крестьянству, поставленный великим русским писателем Василием Беловым.
Родился он 23 октября 1932 года. Мальчишкой работал в колхозе. Учился в школе ФЗО на плотника и столяра. После армии работал в районной газете. По совету земляка, поэта Александра Яшина, поступил в Литинститут. Известность принесла ему повесть "Деревня Бердяйка". Потом были "Привычное дело", "Плотницкие рассказы", цикл юмористических миниатюр "Бухтины вологодские", роман "Кануны", сборники очерков "Лад" и "Дорога на Валаам".
Отец Иван Федорович погиб на фронте в 1943 году, где-то на Смоленщине, в Духовщинском районе. Мать Анфиса Ивановна растила пятерых детей одна — тяжело, но не жалуясь. Пройдут годы, и Василий Белов опишет всю свою деревенскую родню в воспоминаниях "Невозвратные годы".
Ушел Василий Иванович — и вдруг по телевидению, во всех либеральных газетах, по всем "голосам" и "эхам" стали дружно поминать писателя, втайне надеясь, что поминают и саму Россию. Воистину: "Они любить умеют только мертвых".
Думаю, возродившийся русский народ в основе своей будет более жестким, чем уходящее вдаль многотерпеливое русское крестьянство. Он и отомстит всем нашим внешним и внутренним недругам за былые унижения, отомстит и за многолетнее замалчивание Василия Белова. Уверен, будет в этом новом русском народе частичка от Василия Белова, который тоже никогда и ни перед кем не унижался, всегда дрался до последнего, был хорошим русским северным бунтарем.
Я познакомился с Василием Ивановичем в Петрозаводске, куда он не раз приезжал в журнал "Север". Бывал он и у меня дома. Уже тогда, сразу же после знаменитой публикации в "Севере" своего "Привычного дела", он стал знаменит и уважаем. Но такому русскому северному мужику не пристало высокомерие, и он до конца жизни своей был не то что "с народом", а был самим народом.
Не раз я ездил к нему в гости в Вологду и Тимониху, парился в его деревенской баньке. Не буду ни в какой степени сопоставлять себя с великим классиком, но мы знали, что делаем общее русское дело. Василий Белов сразу же, после создания газеты "День", вошёл в нашу редколлегию и при всех переменах никогда не думал из неё выходить. Он не раз мне говорил: "Володя, ты, конечно, чересчур размашистый и щедрый в своей критике — смотри, как бы чертей каких к нам не заманить". Его природным миром был мир русской деревни. Ни авангард в любом его виде, ни техническую цивилизацию в целом он не принимал. Помню, был такой случай, заходит Василий Иванович в кабинет к Проханову, а там висят авангардные работы по стенкам. Он сразу к Проханову: "Саша, что за мазню ты тут развесил?" Проханов отвечает с присущим ему юмором: "Василий Иванович, да я сам всё это терпеть не могу. Но это всё рисует мой заместитель Володя Бондаренко, я уж ради него и держу в кабинете". Белов ко мне: "Володя, что ты там какие-то дурацкие кляксы рисуешь? Сними немедленно!" Я сначала не понял в чем дело, потом позвонил Проханов, рассказал, и мы вместе дружно посмеялись. Но с такими нашими и литературными, и живописными "кляксами" он никогда не соглашался. В нём всегда жил здоровый крестьянский консерватизм.
При этом он, как никто другой, понимал значимость единства в борьбе за Россию, за русскую культуру, и потому не стеснялся быть в одном окопе со всеми, кто сражался за Россию. "Проханов пишет совсем по-другому, чем я, — говорил Василий Иванович, — но когда он так мужественно защищает Россию и русский народ, я всегда с ним".