Материя Русской Победы
Время и пространство, как сказали бы суровые физики, "единственные измерения, в которых может существовать материя". Но Святитель Лука Войно-Ясенецкий — архиепископ Крымский и лауреат Сталинской премии за исследования в области гнойной хирургии — проповедовал, что Божественная энергия преобразует материю в дух.
Оттого русские самолеты и танки становятся псалмами Победы. Оттого создание атомной лодки подобно отливу колокола, когда удара бутылки шампанского о корму ждут, как первого серебряного гуда, врачующего раненые души. Оттого одновременно с закладкой новых заводов благословляют закладку новых часовен. Оттого мичуринские "Сады до горизонта" вырастают в сады русского рая с дивными соловьями и молодильными яблоками. В пору расцвета Империи мы "трудились вместе на одном стапеле, лежали в одном окопе, летели в одном космическом корабле" — и все это было и есть во славу Бога и Отечества.
Русская материя не подчиняется физике, системе СИ, живет метафизикой, преодолевает смерть и разрушение, потому что "идея сильнее материи", Божий промысел спасительнее голого расчета. У нас особый счет: единица в одночасье может стать равна миллиону, если, пусть даже уже в предсмертных муках на кресте, свершилось покаяние: "истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю".
Русский, как никто другой, знает, как пятью хлебами можно накормить тысячи. Когда дерзкий студент, прикуривающий от лампады, на замечание Иоанна Кронштадтского ответил пощечиной, и преподобный расплескал на храмовый пол причастие, гранитные плиты изъяли и погрузили в Неву. И видит Бог, этим причастием, утоляя глад телесный и духовный, спасались герои блокадного Ленинграда, черпая воду из скованной льдом реки. И подобных примеров одухотворения материи русское бытие знает множество. Они сливаются в единую симфонию, от которой бежит грех, прах и тлен.
Эту симфонию источает брусчатка на Красной площади, эта симфония слышна на Куликовом и Бородинском полях. Ее можно услышать в поступи Сергия Радонежского, которому в Троице-Сергиевой лавре сегодня каждый год перешивают облачение — оно зримо истлевает, оттого, что святой ходит по всей Руси и как "ловец человек" спасает нас, утопающих.
Эта симфония звучала в псалмопении великой княгини Елизаветы, сброшенной палачами в шахту. Эта симфония — в последнем стуке моряков с подлодки "Курск", пославших нам не панический SOS, а стоический завет "Отчаиваться не надо".
Симфония сливается со светом "Звезды преображения", вобравшей в себя сияние Вифлеемской звезды, Звезды героя и "звезды полей" — так материя переходит в дух.
Дух Русской Победы
Между народом и people огромная разница: если people "хавает", то народ вкушает. Русский человек никогда не станет ни "бездыханной песчинкой" в пустыне, ни офисным планктоном, а русский народ никогда не будет "массивом антропомассы". В каждом из нас есть мощный древесный корень и неземной цветочный аромат.
В наших садах растут не "розы революции", а "розы мира", не "цветы зла", а "колокольчики и ромашки". Наши цветы со своего луга Пантелеймон высадил на канавку Серафима Саровского, возложил их в храмах Матроны Московской и Ксении Петербуржской.
Русские монастыри — духовные цитадели, "крепости, о стены которых разбиваются адские полчища". Никакие сотовые вышки и космические спутники никогда не наладят такой связи, которая живет в соборной молитве лавр и пустынь. Наши духоносцы общались, преодолевая пространство и время: Сергий Радонежский отвечал поклоном на поклон Стефана Пермского, находясь за десятки верст от духовного брата. Серафим Саровский являлся Иоанну Кронштадтскому и пророчил о том, что совсем скоро ангелы не будут успевать возносить на небо русских святых — в Великую Отечественную войну пророчество сбылось.
"Русская душа — это поле битвы мирового зла и мирового добра. Мировой тьмы и мирового света" — молитвы одного русского старца хватит, чтобы отсохла рука того, кто тянется к адской красной кнопке.
"Россия — снова алтарь, в котором раскрыто золотое Евангелие, и мы, склоняясь над ним, принимаем участие в метафизической схватке. Мы снова — воины, исповедники". Мы не разучились круговой обороне и соборной молитве. Наши тропы к храму не заросли сорняками. Мы сохранили Евангелия и Псалтири прадедов и военные кители с наградами дедов.
Враг силен, "пятая колонна" плотна, тьма густа: "Но тьма не всесильна. Мироздание состоит не из тьмы. В мироздании сверкает ослепительный божественный свет, и его лучи, его крохотные золотые искры пробиваются сквозь любую тьму, останавливают её, дают ей отпор".