Вызывает слезы воспоминание дивного ариозо воина из кантаты Чайковского "Москва": "Мне ли, Господи, недостойному... мне по силе ли трудный подвиг сей и достоин ли я такой любви"...
Дивны дела Господни!.. "
Во второй половине 80-х один из первых самиздатовских экземпляров "Заступницы Усердной" попал к кавказским пустынножителям, подвизавшимся в горах по старческому благословению. Богомудрые отшельники оценили и полюбили эту дивную книгу.
— И меня приглашали подвизаться на Кавказе, — признался как-то раз отец Филадельф.
— И как вы к этому отнеслись?
— Поблагодарил и отказался из-за болезни: к этому времени на ноге уже открылись трофические язвы.
Однажды, беседуя с нами, архимандрит Варфоломей подчеркнул: "Когда кто-нибудь из братии давал отцу Филадельфу то или иное послушание, просил что-либо сделать, — он относился к словам этого брата так, как если бы его устами говорил сам Бог!"
"Он был самым послушным послушником", — с умилением поведал нам игумен Феодорит, рассказывая о незабвенном отце Филадельфе.
Отец Моисей — носитель истинно-монархического, православно-самодержавного миропонимания — постоянно подчеркивал жизненно важную необходимость скорейшего церковного прославления и всенародного почитания Императора-Мученика Николая Второго и его Семьи.
"В этом ключ к возрождению России!" — вдохновенно учил батюшка.
Иногда авва говорил не от себя, прозревая будущее, предупреждая о грозящей опасности.
...Ностальгический декабрь 1991-го. Далекая южная страна в обрамлении заснеженных гор. Лазурно-безбрежное небо, раскинутое над восточной столицей. Редкие ладьи жемчужных облаков, застывших в бездонной вышине. Могучие деревья овеянного легендами города, вросшего в горный склон. Стройные темно-зеленые кипарисы, устремленные к голубеющим высям. Узкие улицы, тесные извилистые переулки, создающие особый колорит. Взволнованные родители и беззаботные малыши под сенью древних храмов и старинных особняков. Неуловимые запахи оживающей природы. Нежные касания совсем не зимнего, почти мартовского солнца. Неповторимая атмосфера пробуждающейся весны...
Который день полыхает гражданская война. В центре из отдельных домов поднимается тяжелый, давящий дым пожаров. Громадное здание правительства, изуродованное снарядами, кумулятивными гранатами, минами и ракетами, с пустыми глазницами разбитых окон, еле выдерживает затянувшуюся осаду. В соседних кварталах периодически вспыхивают жестокие бои. Сотни людей убиты и ранены...
А за рекой вроде бы царит спокойствие и тишина. Там работает почта и телеграф. Лишь изредка доносятся бухающие гулы орудийных выстрелов и невнятный рокот разрывов...
Исторический мост остается позади. Медленно, осторожно приближаюсь к величественному собору, чтобы помолиться и приложиться ко святым мощам. Выбираюсь на предсоборную площадку. И вдруг...
С немалым удивлением четко фиксирую веселые свисты каких-то радостных пташек. Очень странно. До этого не было слышно никаких птиц. Откуда они появились?..
"Фью-и-ить", — лихо проносится мимо меня задорный птичий посвист. Делаю еще несколько шагов. Останавливаюсь и прислушиваюсь. "Фью-и-ить", — непривычный звук мягко рассекает воздух где-то сбоку... В полном недоумении внимательно осматриваюсь. Что же это за птицы? И нигде их не видно!..
"Фью-и-ть!" И в изумлении замираю, созерцая возвратность времени. Перед мысленным взором мгновенно встает давняя встреча с отцом Филадельфом в лаврской келье...
"Под пули-то зачем лезть?!" — неожиданно строго воскликнул тогда прозорливый авва.
Резкая фраза напрочь выпадала из мирного контекста нашей спокойной беседы. И вот теперь его грозный окрик из прошлого спасает мне жизнь. Только сейчас потерянно осознаю, что впереди могу "поймать" пулю... Плавно ухожу с линии огня. Благополучно достигаю безопасного места. Возвращаюсь, благодаря Бога за неизреченную милость — спасение от нелепой смерти!..
Приходя в келью старца с грузом духовных проблем, обремененные тяжестью грехов и забот, обуреваемые страстями и тягостными помыслами, подавленные унынием по поводу совершающегося в стране беззакония, мы покидали его окрыленные, исполненные сил, веры, любви и надежды. И об этом хотелось говорить стихами.
Все ближе родной, неотмирный чертог.
Горят купола в лазурите.
Сквозь время —
на Стыке бытийных дорог —
Сверкает крестами обитель.
Затихли раскаты невидимых сеч.
Растаяла бесов орава.