Я работала всю вторую половину дня, мне казалось неизбежным и поразительным, что я смогла так сосредоточиться; вечером я позвонила скульптору, который, казалось, удивился моему столь скорому возникновению; я рассказала ему, что со мной произошло, выплеснула все это зараз, к чему он отнесся с пониманием, хотя местами я слышала, как он покашливает или пытается что-то спросить.
— Так что ты видишь, — сказала я, — видишь, что тебе не пришлось ждать обещанного слишком долго.
— Не понимаю, — сказал скульптор. — Если ты хочешь сказать о тексте про...
— Да, это я и хочу сказать. Я только что тебе его прочла, это и есть текст. Я пошлю его тебе, как только перепишу набело, не хочу, чтобы он дольше оставался здесь.
Через два-три дня, прожитых в тумане таблеток, и спиртного, и пластинок, чего угодно, что служило бы баррикадой, я вышла на улицу, чтобы купить провизию, холодильник был пуст, и Мимоза мяукала в ногах моей постели. В почтовом ящике я нашла письмо, надписанное крупным почерком скульптора. В конверте был листок бумаги и вырезка из газеты, я начала читать по дороге в магазин и только потом поняла, что, открывая конверт, оторвала и потеряла часть вырезки.
Скульптор благодарил меня за текст к его альбому, неожиданный, но, судя по всему, очень в моем стиле, выходящий за рамки всего, обычно принятого в художественных альбомах, хотя это ему было не важно, как, несомненно, было не важно и мне. Там была приписка:
«В тебе пропала большая драматическая актриса, хотя, к счастью, уцелела прекрасная писательница. В тот вечер я на какой-то момент поверил, что ты рассказываешь мне о том, что действительно с тобой произошло, а потом случайно прочел «Франс-суар», из которой беру на себя смелость вырезать и послать тебе источник твоего примечательного личного переживания. Писатель, без сомнения, может аргументировать, что, если его вдохновение приходит к нему из реальности и даже из полицейских сообщений, то, что он способен сделать с этим, переносит материал в другое измерение, придает ему иное звучание. Во всяком случае, дорогая Ноэми, мы с тобой слишком хорошие друзья, чтобы тебе показалось необходимым заранее подготовить меня к твоему тексту и развернуть по телефону твои драматические таланты. Но оставим это, ты знаешь, как я благодарен тебе за сотрудничество, и я очень счастлив, что...»