и птицы падают от грома,
и пальма гнется, как лоза –
резон ли оставаться дома?
Начнут ли смерчи с ног сбивать
и воды Ноева потопа –
им на печи не удержать
ни господина, ни холопа.
Когда везде по берегам –
китов раскиданные туши,
отнюдь не в радость нам и вам
в шезлонге сидя кушать суши…
Когда от скуки, забурлив,
вдруг Фудзияма плюнет лавой,
навряд ли кто-то, закурив,
допьёт спокойно чай с приправой…
Длись благородных череда –
людей, что слыша про торнадо,
поедут именно туда –
куда им, собственно, не надо.
Довольно в мире чудаков,
готовых пособить заблудшим –
их жребий, видимо, таков –
сердцами греть чужие души.
И жаль, что мир почти отверг
парней, причастных к общей драме,
где после дождичка в четверг
всех понесут вперёд ногами.
Памяти пожилых,
умерших от COVID-19
Уходят облака, уходят пароходы,
уходят берега и бакены реки.
И желтая листва, как пиджачок – из моды,
уходит… В никуда. Уходят старики.
Когда-то был один… худой такой, у моря –
ему Хемингуэй открыл в бессмертье дверь.
Он тоже Там давно – он пишет, жизни вторя,
где яростный старик рыбачит и теперь.
Рассвет, сменив закат, меняются местами,
ферзями – старичьё на лавочках в саду.
Просить не упросить их, мол, останьтесь с нами –
да только люди умерли в нынешнем году.
Памятка всем живущим на территории пандемии
Исповедимы ли дороги,
пока не Бог, а сатана
переступает за пороги
с бокалом яда – как вина?
СССР, «благоухая»,
рай недостроил? – не зачтём…
Сдыхает мир, ковид вдыхая
воздушно-капельным путём…
Исповедимы ли дороги,
что проложили для разлук? –
хоть омывай шампанским ноги,
хоть санитайзером для рук…
Но нет дороги, той постыдней,
где, будто вражеский спецназ,
шныряли б нелюди да злыдни,
иных ужаснее проказ.
О, возврати меня, Всевышний,
в мои счастливые года:
там снова – мама с мытой вишней,
в колонке звонкая вода,
там сад колышется ранетом,
там не смертельно ОРЗ,
там утро льётся чистым светом
в зеленоватой бирюзе.
* * *
132
Одна боль всегда уменьшает другую.
Наступите вы на хвост кошке, у которой болят зубы, и ей станет легче.
А. П. Чехов
Есть восхитительные люди
в миру, в лесу ли у костра…
Подай им здравия на блюде –
непросморкавшимся с утра!
Не содрогнул бы арматуру
их ежеутренний понос –
гони им литрами микстуру,
им капли – в шнобель, а не в нос.
Они, болезные – на страже
своих кишок, своих костей –
недополучит попа даже
от онкологии вестей…
Пусть воздух раскален и вязок,
микробы лезут из ворот,
и для клиентов пять повязок,
всё мало на один их рот!
Все антивирусные пляски
«больным» – прижизненный редут,
пройдут сторонкой, скосят глазки
и вам руки не подадут.
А мой сосед, пропащий в стельку,
надуть намерен смерть саму.
Дай Бог ему ещё недельку –
дождаться б донора ему!
* * *
Под лупой под какой возможно разглядеть
явившуюся вдруг улыбку у порога?
И демона в душе – куда подальше деть?
Икона на стене – ещё не вера в Бога.
Холера да чума в любые времена
ещё нароют всем немерено воронок…
…В медпункте на селе, когда уйдёт луна,
умрет лицом к стене – последний ли? – ребенок.
* * *
КГБ, гестапо, «Хизбалла», каратели,
вирус коронованный – эры камертон.
Сколько веры бы за жизнь люди ни потратили,
столько и гремит по свету смерти фаэтон.
Самоизолировались лестничными клетками,
тут уж не до Визбора, песен про тайгу:
тем не машут тополя тоненькими ветками,
кто урвать себе желает евро набегу.
Князь металла жёлтого метит души порчею,
фраер в маске мечется, что в кафе халдей.
В пандемию эту мрут, впрочем, как и прочие,
в клетках зоопарковых звери без людей.
* * *
Что ни день – земля теряет ось свою и грацию,
ей, как в спальне, дьявол выключает Белый Свет.
Провожаем в Никуда мы мать-цивилизацию,
в заражённый ею омут бросивши монет.