кто нас моложе, скоро с бОльшим правом
разляжется по этим рыжим травам
и будет Богу самый дорогой.
В груди, как среди пальм – ни ветерка,
обманчив штиль на Средиземном море.
Его на мирном маленьком просторе,
моя сегодня черпает рука.
* * *
Как это нелегко, почти убого! –
встав перед Ним, но не наедине,
заискивать и унижаться мне,
выпрашивать желанное у Бога.
Под сводами невзрачных синагог
не то чтобы я трушу и немею –
молиться я публично не умею:
сколь я наивен был бы, кабы бы мог.
Я верю: счастьем воздаётся лишь
когда не клянчишь милостей у Бога,
но рад тому, что надобно немного –
когда не просишь, а благодаришь.
Страсти по памятникам
Он стоит над землёй, рукотворный,
а под ним – с арматурой народ,
что сегодня другого проворно
сокрушал у Никитских ворот.
Генерала – в Америке даже! –
не расиста! – но… Роберта Ли! –
таки свергли… а был же на страже,
чтобы Юг их «не как Сомали»…
Балалаечка жалостно: «тум-ба…»
от Вирджинии аж до Курил –
«… ах, за что осквернили Колумба,
лучше б кто ему пива открыл!..»
И в России бульдозер холопа
прёт и прёт напролом по тропе,
чтобы завтра старушка Европа
голый зад показала толпе!
Я предвижу и «браво», и стоны,
что вот тут, мол, стоял Мавзолей,
где ни голубя – только вороны,
ни церквей, ни крестов, ни аллей…
Кто обрёл свою славу в зените
без пощады к земным палачам,
запечатанный в красном граните
безголосо кричит по ночам.
Время бронзою гениев славит,
фонарей отражает лучи…
Здесь вандал, издыхая, оставит
лишь анализ вчерашней мочи.
Попираема Память! За травлю
изваяний мрачна – от стыда.
Им возлить бы ей совести каплю…
Возлила бы. Да только куда?
Ключи под ковриком
Господи! Советские привычки!
На веревках – маек белизна,
песни радиолы из окна,
четверым соседям – в кухне спички
и бутылка красного вина…
Разговоры, сплетни, пересуды,
про густые брови анекдот,
общий разнесчастный огород,
и восторг от импортной посуды,
и в кино индийский марш-поход…
Поцелуй со Светкой за сараем,
на стене – Саврасова «Грачи»,
за стеною Лифшицы – врачи.
И ещё – как будто бы не знаем –
под придверным ковриком ключи…
…Нынче просто выползи из хазы,
в климат сотни африк горячей,
солнце пышет в миллион свечей,
погуляй до сектора, до Газы –
Ни страны, ни Светки, ни ключей!
60
Не оставляй меня, Господь!
Не оставляй меня, Господь,
и не равняй с собой живущих,
пусть я не кровь твоя, не плоть,
но ты мне нужен прочих пуще.
Не оставляй меня, пока
до храма далека дорога.
С высот вглядись – не свысока
заметь, прошу совсем немного.
Ты можешь мне не верить, но
я по-другому жить могу ли?
Ты ближе всех уже давно
к моей единственной мамуле.
Так помоги перемолоть
себя – и, став с тобою рядом,
шепнуть: «Услышь меня, Господь,
сопроводи рукой и взглядом…» –
До слёз и клятв, молений вплоть
не оставляй меня, Господь!
Осенний сон
Осенний рыжий пантеон…
В слезах дождя дрожит осина –
такой вчера приснился сон
среди жары, среди хамсина.
Коснусь горячего стекла –
зиму рисую. Сердце радо
то достучаться до тепла,
то дотянуть до снегопада.
Пришел сентябрь на русский луг –
луг замерзает в одиночку.
«Мы будем счастливы, мой друг», –
во сне рука выводит строчку.
Несовершённые поступки
Потенциал растратить бы,
а не носить в горстях.
Какой-такой сигнал трубы
ты ждёшь в очередях?
Стоишь за пивом ли «Голдстар»,
зажав в руке гроши –
покуда действен и не стар,
поступок соверши! –
туристом на Луну махни,
спортсменом – на Монблан,
в стене Кремлёвской сохрани
переворота план…
Вот Пикассо – тебе пример:
Парит его голубка!
Не пролети же без фанер –
точнее, без Поступка.
* * *
Трясясь в прокуренном вагоне,
не обольщайся, что любим.
Вот выйдешь ночью на перроне
и станешь псом по кличке Бим…