Через год после сдачи экзамена Феликс иногда появлялся на кафедре, где порой просил по старой памати чего-нибудь «покрасить» – провернуть ту или иную методику или поюлить вокруг электронных микроскопов, попасть к которым всегда была определенная проблема. Ему никогда не отказывали, хотя все знали, что он занимается наукой уже на Патологической Анатомии у Сидоркина. Капитан Сидоркин научил Фила более менее сносно работать с трупным биологическим материалом, хотя тоже не смог определить, что же влечёт молодого человека «знать всё о методах выявления патологии мозга». Сама по себе патанатомия оставляла Феликса весьма равнодушным, и новый научрук это видел. Однажды, когда они вместе шли в секционный зал, Сидеркин заметил у Фила довольно толстую монографию по иммунологии и прямо спросил:
– Слушай, ты год торчал на Гисте, год сидишь у меня на Патане… Пашешь каждый день, и не пойми зачем. Что за салат из знаний ты скопил в своей башке? У кого и для чего ты работаешь?
– Да трудно сказать. Я вообще-то в Центре Крови и Тканей под руководством полковника Зайчик основную работу делаю. Но там чистая иммунология, у вас чистая патология, вот гибрид пытаюсь создать, чтоб тончайшие изменения в мозгах научиться определять.
Сидоркин остановился и серьёзно посмотрел на Фила.
– Ты хоть знаешь, почему Баба Алефтина единственная женщина-полковник в Академии? Про неё разные легенды ходят…
– Честно сказать, то ничего не знаю. Я там тоже на методиках, да и женщина она очень скрытная. Знаю, что несколько лет назад на ней висела чуть-ли не вся серология Советской Армии, вроде за это и полковника дали.
Капитан присел на подоконник в коридоре и привычным жестом взерошил свои и без того всегда непричесанные волосы, продолжая разговор:
– Глупости. Она что-то для МО раскрутила. Что-то такое, ну очень уж секретное. Была она гражданским специалистом, майором запаса, а после того случая форму сразу одела. Вот до полковника дослужилась. Никто ничего про неё не знает.
Феликс упорно молчал. Ему абсолютно не хотелось врать Сидоркину, которого он уважал за глубочайшие знания и простоту в общении с младшими по званию. Капитан выждал паузу, вопросительно глядя в лицу Фила, но понял, что свой «блат» тот ему раскрывать не собирается, даже в обмен на его откровенность.
– Ладно, пошли, там новое тело нас дожидается, может чего интересное найдем.
Прозектор уже сделал вскрытие, и парочка патанатом-ассистент, наспех одев фартуки, резво приступила к работе. Труп оказался онкологическим, абсолютно не интересным для Сидоркина, но частично интересным для Феликса – в мозгу обнаружились метастазы, и он с энтузиазмом стал выкраивать кусочки определенных структур, как всегда желая найти какие-то специфические антитела связанные с любым поражением мозга. Преподаватель задумчиво смотрел за манипуляциями своего ученика, кое-где помогая советом. Потом они вместе отобрали положенное количество образцов трупной крови на Феликсову серологию, и тут учитель решил продолжить прерванный разговор.
– Слушай, Феликс. Туфтой ты занимаешься. Я не знаю, чего ты ищешь, но так тебе ЭТО не найти. Похоже, что тебе эксперимент нужен. Прицельная моделировка патологического процесса. Помоги мне, а я помогу тебе.
– Помочь вам? Как?! Я ведь простой курсант…
Сидоркин хмыкнул, стянул перчатки и закурил прямо в секционной. Вечером на кафедре из больших чинов уже никого не осталось, и на такие мелочи можно было наплевать. Фил закончил с работой, снял фартук и уселся рядом с капитаном. Преподаватель ещё раз пристально оглядел ученика, словно колебался, продолжать ли начатый разговор.
– Не свисти, простой курсант. А ты, похоже, малый не промах – меня о тебе Особый Отдел спрашивал, сказали что единственный курсант, кто к Бабе Алефтине в науку набился. Вот они и навострили ушки. Смотри парень, методики, что ты везде вынюхиваешь, конечно дело мирное, да похоже ты их до кучки с какой-то целью собираешь… Молодой ты ещё, чтоб самому так определиться. Ведёт тебя кто-то. Потом, ты знаешь, какая у нас очередь на электронную микроскопию? Месяца два-три. А все электронщики твои салабоньи заказы делают по первому требованию! Только не надо мне рассказывать, мол это из-за того, что ты там год в кружке ошивался. Преподы и профессура ждет, а курсант-третьекурсник нет! Ведь замолвила Баба Алефтина словечко за тебя, да так замолвила, что никто и пискнуть не смеет. Мне много не надо – я на докторскую материальчик собираю и хотел бы туда немного электронных фотографий прицепить. Мой профессор пока темы официально не дал, всё считает меня молодым для такого дела, поэтому мне самому к микроскопам не пробиться в том объеме, что хочется. А тебе пробиться. Так вот, ты мне и ещё одному парню гонишь трансмиссионную электронную микроскопию, а мы тебе за эти фотки обеспечиваем доступ к нашему виварию с крысами и отдельную лабораторию в подвале. По моему – дело!
– Товарищ капитан. Я хотел бы, конечно, но я вправду ничего не решаю. А кому ещё выход на микроскопы нужен?
– Да Юрке-самбисту.
– Кому?!
– Кому, кому… Начальнику кафедры Патологической Физиологии самому профессору Шанцеву.
– Так у него же возможностей куда больше, чем у всех нас!
Патанатом затушил бычёк и рассмеялся. Жестом пригласил Фила на выход, всем видом показывая, что разговор будет долгим и конфиденциальным, иначе бы они не ушли из секционной. Сидоркин громко потопал по лестнице на второй этаж, а Фил чуть задержался, маркируя образцы и выписывая сопроводительные формы для отправки по лабораториям. Покончив, он резво припустил в Сидоркинский кабинет. В учебных классах было полно народу на самоподготовке, где-то в уголке кучка отработчиков за наряды и двойки настойчиво донимала дежурного преподавателя, пытаясь сдать пропущенный материал. Ломиться под взглядами своих в преповский кабинет было как-то неловко, и Феликс выждал момент, когда вокруг не будет курков с его курса. Наконец краснопогонники расползлись из коридора по лабораториям, рядом с Сидоркинским кабинетом осталась только парочка читающих «летунов». Фил остановился перед дверью в некоторой нерешительности. Один из «синяков» недовольно спросил, принимает ли капитан отработки, и если да, то они первые. Сидеркин считался либеральным преподом, и попасть к нему на отработку все считали за счастье.