«М-может быть, — бормотал я. — Может быть…»
«Не „может“, а точно! — внук торжествовал. — Сам говорил: почему не признаться, если ты понял, что не прав? Признать неправоту, говорил, значит, благородство проявить… честный поступок совершить, ну, говорил?»
«Угу, — мычал я, — угу…»
Прикрыл глаза, но вспышка чего-то, очень похожего на вдохновение, тихой зарницей опять раздвинула темь, опять на миг все-все видать стало: от согнутого шахтерика в черной выработке до Господа Бога на светлом облаке… ну, все-все! Снова сжималось до крошечной, почти невидимой точки и вновь начинало вихрем раскручиваться, как взрыв сверхновой звезды… или китайской шутихи, всего-то… сколько они дерьма своего нынче в Россию навезли! И вот тебе сперва Воркута, потом Междуреченск, площадь Согласия, так дальше жить нельзя, без куска мыла да без батона колбасы, кто на бутылку клюнет — тому пенделя, это все не по пьяни, тут другой счет, думаете, забыли, что такое человеческое достоинство, нет и нет, заря справедливости и чистоты встает над всей громадной страной, над одной шестой частью света, а вы думали, долой привилегии и долой партократов, прокопьевский петух кричит: «Ты правь, Борис, правь!», и он как цепи разбил, все сковывали, а теперь и тому самостоятельность, и этому, всем, да здравстует свобода, заждались, уже не верили, а теперь бартер, о, бартер, мы им уголек, япошкам, а они что душенька пожелает, аппаратурой завалили, чуть не все уже в модных куртецах, и скоро под задницей у каждого не «паджеро» — так «мицубиси», не «мицубиси» — «ниссан», о, бартер, я жил тогда, «тойота», в уютной горняцкой гостиничке в Новокузнецке, в нашей Кузне, собрался раненько утром, а он стоит с задранной крышкой над багажником, чего, спрашиваю, ждешь, на самолет опаздываем, а он: а где телевизор? Какой тебе телевизор, говорю, а он — не мне, а тебе, цветной, разве наши не подарили, у нас только ленивый без телевизора в Москву улетает, ты что, земляк, — и в самом деле, за колбой нашей, за черемшой, за диким чесночком, значит прилетал, ну, даешь! И вот уже большой посредник на малом посреднике сидит и уже полузадушенным посредником погоняет, и только у ленивого теперь нету «Макарова», а у сопливого есть, разборки каждый день, похороны, какие хлопцы, у того жена молодая, у этого осталась невеста, спортсмены были, и правда — богатыри, красавцы, зато уже вилла под Брюсселем, а был комсорг, взносы собирал, теперь в десятке самых богатых, и наши головорезы летят то в один конец страны, то в другой, вот кого потом на войну, а они послали зеленых мальчишек, продажа пошла, морпехи за доллары кузнецкий «омон» накрыли, девятнадцать трупов, а петелька все туже, думаешь один ты крутой, а во всех этих Банках реконструкции и развития тюхи, в Международном валютном фонде лохи сидят, в каком-нибудь тебе Римском клубе фуфло собирается? Шахты стали, одна столярка шевелится, плотникам работа всегда, без гробов никуда, ни зарплаты, ни пенсии, детские пособия бельевыми прищепками, все схватил перекупщик, на базарах по всей России одни только азеры, блин, заплатили, клянутся за это право, а кому, кому? Сунулись ко всенародно-избранному обо всем об этом потолковать, горнячки-зачинщички со своей правдой-маткой, он сперва морщился, три раза в буфет за стопкой коньячку, потом на кнопку, охранники тут же, коржаковские ребята — прием окончен, господа, вся комедия, все ваши демократические перемены, быдло, плюс окончательная приватизация всей страны, плюс перевод в швейцарские банки, кому на вершину пирамиды, кому к мусорному баку, на свалку, там бомжи собак ловят, собаки — бомжей, кто кого, от одной самопальной водки мрет сколько, а доблестная армия скоро сама себя до одного перестреляет, вот-вот, дальше больше, ага, лучше меньше да лучше, «Как нам реорганизовать Рабкрин», так кажется, рабоче-, значит, крестьянскую инспекцию, а? Для Гайдара с Рыжим Толяном. Для Гусинского с Березовским, для всех этих олигархов, взяли, сколько хапнуть могли, сколько проглотить, ага, а все гордости, гордости, профсоюзов как блох, и чуть ли не каждый независимый, на шахтерском съезде один паренек хорошо информированный интересуется: что, мол, видели своих-то, сибирячков? Шахтеров из Кузни? — спрашиваю. Нет, отвечает. Бандитов. Оттуда же. Со всей страны съехались. Контролируют съезд. А почему, говорит, первого февраля, не задумывались? Он бздит румынского варианта, думал, на Москву пойдут, а ему в день рождения подарок: не бзди! Делай, как скажем, и все тип-топ, а вечером Примаков ему не то что букет — миллион алкиных роз, а этот мальчик, фитилек-то с умной морденкой, начинающий политик, чиновничек будущий, кровосос-захребетничек: рабочее движение, рабочее движение!.. Сказать тебе, где оно теперь, кто его ведет и куда оно движется?!