«Не для того ли и мы создавали наше прочное и надежное оружие, чтобы над Родиной звучали победные марши и песни уверенного в себе солдата?!
Взвейтесь, соколы, орлами!
Полно, и правда, горе горевать. Будем работать!»
«Полно… горе горевать» — слова из любимой нами, всеми Немченками песни «Полно вам, снежочки, на талой земле лежать…»
Полно, братцы, и действительно, — полно!
С чемоданом над Родиной
Если вы не летаете во сне, то говорить нам не о чем, все — пока! Если понимаете в этом хоть что-нибудь, пошли дальше. Или вернее, может быть, — полетели?
Ну, первые, еще в детстве, полеты, кто их помнит! Я, во всяком случае, — нет.
В памяти устойчиво живет самый яркий, приснившийся, когда мне было около двадцати пяти. Дело было в Новокузнецке, на нашей скрежещущей металлом, пропахшей бензином да соляркой большой стройке, а приснилось, будто кувыркаюсь посреди голубиной стаи высоко над нашей тихой станицей. Небо голубое и ясное, какое бывает либо совсем ранним утром, либо глубокой, теплой и солнечной осенью… И вот переворачиваешься и плаваешь посреди мелькания белых крыл — все они были почему-то молочно-белые. А станицы внизу вроде и не видать, и между тем она как бы чувствуется, именно она, Отрадная, со своими садами, зелеными латками огородов, черепичными и шиферными, крашеными в разные цвета железными да синеватыми цинковыми крышами.
Тихое и долгое это парение среди голубей так меня тогда умилило, что я написал крошечный, строчек на тридцать-сорок этюд, иначе это не назовешь — он потом пригодился как лирическая вставка между главами толстенного, и правда что, как кирпич, романа «Тихая музыка победы», в нем я поместил такие набранные курсивом словно бы отдельно, сами по себе живущие вставки.
Потом было много всяких других полетов во сне — после прыжка со скалы, с обрыва, с высокого-превысокого дерева, с многоэтажного дома… Планируешь, опускаешься и немножко пробегаешь потом по земле, гасишь скорость. Было наоборот: разбегаешься и — вверх. Было, что — в дождь, было — в шторм: летишь, и правда, как всепогодный истребитель.
Один полет очень запомнился, потому что он был беспомощный такой… Летать пришлось в очень глубоком подвале здания, которое было снесено, разрушено — тут уж не знаю, что с ним произошло, но сверху подвал был раскрыт. Не исключено, что это был подземный этаж, потому что на стенах, уходящих глубоко вниз, кое-где выступали пилястры, и вот на головках их, на капителях я подолгу отдыхал — либо наваливался грудью, либо держался руками, как держатся за край бассейна, предположим… Что это за полет? Такая в нем усталость была, такая тоска и горечь. Но вот подняться выше и вылететь из этого странного помещения я не мог — почему-то даже и не пытался.
Истребитель — уже в другом смысле — приходится припоминать и вот в каком случае: однажды приснилось, будто я летаю в низком, но очень длинном подвальном помещении, затопленном водой. Вода не то что темно-синяя — почти черная, но все-таки с явной просинью, и вся кишит длинными, чуть не в руку толщиной серыми гадами, а у меня в руке факел с ярким огнем, лететь мне с ним удобно и радостно, чувствую я себя комфортно и весело… Куда не поверну, гады внизу шарахаются, вспенивают воду, оставляют после себя борозды и, почти не поднимая плоских своих голов, шарахаются от меня, разбегаются вплавь по углам, забиваются там то ли в норы, а то ли уходят на глубину, ложатся на дно.
Снилось в Москве, но происходило на Запсибе, явно там — это в нашем поселке я видел затопленные, с мерцающей под светом факелов черной водой подвалы — в ледяную воду ныряли тогда, чтобы зачеканить порвавшиеся трубы, герои моих первых очерков, слесари «главного сдергивателя», как его Геннаша Емельянов, мой шеф — редактор нашей многотиражки «Металлургстрой» и строгий, слишком строгий иногда мой литературный наставник называл главного, на самом деле, механика жилищно-коммунальной конторы Юры Лейбензона. Чаще всего — жилистый, малого росточка и, конечно же, покладистый и терпеливый Казанцев Алексей, его так и звали тогда: Леха-Безотказный…
Но гадов я тогда хорошо погонял, ух — хорошо!
Теперь вот думаю: надо было поразмышлять. Когда это мне приснилось? После каких событий в моей жизни? Или — перед какими событиями?..
Потом случился перерыв на несколко лет, я даже беспокоиться стал: что случилось? Постарел?.. Моторесурс вылетал? Душа устала?
Даже как бы пожаловался Анатолию Попову, серьезному, со связями — в Индии, имею в виду, — Учителю, йогу. А он говорит: может, это и хорошо? Летает ведь на самом деле ваша душа… и заблудиться может, а может и не вернуться. Что плохого-то, если перестали? Лучше вообще не летать.