Он никогда не чурался компаний, но я ни разу не видел, чтобы он в обществе друзей позволил себе хотя бы бокал шампанского. „Вот закончу играть, — говорил, — тогда, если захочу, и закурить можно, и вино попробовать“».
Было и еще что-то неуловимое в характере и поведении Гиви, понятое Газзаевым значительно позднее: ощущались в нем скрытая грусть и какая-то разочарованность. Возможно, это было связано с тем, что его карьера футболиста уже находилась на закате. В тбилисском «Динамо» он хоть и становился четыре раза бронзовым призером, но главных наград, о которых всегда мечтал, так и не достиг. Не все ладилось в прошедшие годы и в составе сборной страны. И как ни крути, а «Локомотив» стал тем последним прибежищем, которое уже не давало новых надежд и не приносило особой радости. По словам Филатова, свои последние голы в счет федотовского клуба Нодия забивал в московском «Локомотиве» по одному, изредка, копя по зернышку.
Понимал, конечно, Нодия, что «Локомотив» ближайшего будущего вряд ли оправдает надежды молодого и, безусловно, талантливого футболиста. Но не мог, не имел права сказать об этом полному честолюбивых помыслов Валерию. А ведь тот искренне верил, что его вдохновенная игра поможет переломить традиционное представление о команде, которая в те годы своими неудачными выступлениями снискала себе репутацию «пятого колеса телеги московского футбола». (Подразумевалось, что основными «колесами» являлись «Спартак», «Динамо», ЦСКА и «Торпедо».)
Надо сказать, что клуб имел прекрасные условия для работы с футболистами, располагал собственным отличным стадионом и, кроме подмосковной, тренировочной базой в Хосте. Не раз команду возглавляли высококлассные тренеры, которые подбирали талантливых и боеспособных исполнителей. Но стоило по-настоящему перспективным игрокам проявить себя, как их переманивали в ведущие московские клубы. Хочешь не хочешь, возникала у многих футболистов психология временщиков, с которой бороться было практически невозможно. И команда, как правило, продолжала занимать привычные места в нижней части турнирной таблицы, то, время от времени, приподнимаясь наверх, то покидая высшую лигу и возвращаясь в нее вновь.
Похоже, что не знали, как вырваться из этого замкнутого круга, и руководители спортивного общества «Локомотив». Вместе с руководящими чиновниками МПС они пытались воздействовать на качество и стабильность игры своих футболистов, дозируя материальные ресурсы команды. Но делалось это лишь по наитию и желаемых результатов не приносило.
Знал ли Волчок, что молодые таланты обречены в «Локомотиве» на прозябание? Возможно. Но как бы то ни было, тот игровой потенциал, которым располагали команда и ее отдельные игроки, он раскрывал и использовал полностью. И добивался он этого с таким тактом, что его подопечные чувствовали себя не простыми исполнителями воли тренера, а активными участниками творческого процесса, секреты которого раскрывались на тренировках и занятиях. Не случайно, что для многих подопечных Волчка «Локомотив» стал своеобразной тренерской школой, и способные игроки, занимаясь под его руководством, нередко утверждались в мысли продолжить свою карьеру в качестве футбольных наставников. Именно из той плеяды футболистов выросли такие известные тренеры, как Юрий Семин, Владимир Шевчук, Александр Аверьянов, Валерий Петраков, Владимир Эштреков, Гиви Нодия — всех и не перечислишь.
Определенную закономерность в этом видит и Юрий Павлович Семин. По его наблюдениям, интерес к тренерской работе Волчка проявляли прежде всего ветераны, которые очень часто приходили в команду на завершающем этапе своей игровой карьеры, плохо мыслили себя в дальнейшем без футбола и всерьез задумывались о своем будущем. Во-вторых, «звезды» в «Локомотиве» были редкостью, поэтому Игорю Семеновичу приходилось строить команду из того, чем располагал, максимально использовать все резервы, заложенные в тактике. И эта способность тренера, естественно, не проходила мимо внимания опытных футболистов. Почти все, кто вступил потом на тренерскую стезю, начинали свою новую работу в провинциальных клубах, где прошли хорошую школу, позволившую им впоследствии закрепиться на этом нелегком поприще.
То, что процесс подготовки команды Волчка носил именно творческий характер, а доступность его педагогических методов побуждала футболистов к самостоятельным поискам и мышлению, подтверждает и одно из воспоминаний Газзаева: «Под руководством Игоря Семеновича Волчка мне пришлось продолжать непрерывную учебу, чтобы уже на практике в единоборствах с сильнейшими футболистами страны лучше проследить законы развития „тотального футбола“, правильнее их понять и затем уже следовать им в своих действиях. На весенних учебно-тренировочных сборах или в сезоне перед матчами чемпионата страны часами изучал и анализировал действия в атаке киевлян, московских спартаковцев и тбилисцев, открывая для себя неизведанное в тактике. Все чаще и чаще высказывал на предыгровых установках и послематчевых разборах свое мнение. И Волчок с присущим ему тактом одобрял такое поведение, считая, что все футболисты должны активно участвовать, в подготовке команды к играм. Конечно же, не всегда бывал прав в оценке собственных действий и действий партнеров, но, тем не менее, стремился до конца вникнуть во все новинки игры на передней линии без ярко выраженных фланговых форвардов, без постоянных позиций у обоих нападающих, одним из которых пришлось быть мне самому на протяжении многих лет выступлений в высшей лиге».
Почувствовав в «Локомотиве» вкус к тактическим премудростям игры, Газзаев стал более вдумчиво относиться к своим действиям на поле. Наиболее уверенно он чувствовал себя, играя в связке с Нодия при поддержке тонкого мастера комбинационной игры Аверьянова. Опытный, но уже заметно утративший резвость Нодия, как правило, постоянно находился на острие атаки и, умело отвлекая и уводя за собой защитников, открывал Газзаеву оперативный простор, на который тот врывался на сумасшедшей скорости и своими непредсказуемыми взрывными действиями вносил окончательную сумятицу в оборону соперника.
Помимо мощного стартового рывка он обладал великолепным дриблингом и оригинальной обводкой. Газзаев стал узнаваем в игре — по своим фирменным обманным движением и финтам, по вдохновенным одиночным проходам сквозь ряды защитников, по умению надежно укрыть мяч корпусом. Не прошли бесследно бесконечные, с детских лет, тренировки, постоянная, до изнурения, работа над техникой.
Вызывала опасение у соперников его постоянная зараженность на удар в прыжке или в падении. Как любого скоростного и умелого нападающего, его не щадили. На ногах он стоял крепко, но вот падать любил — вдохновенно и с артистизмом. При этом падения его не выглядели умышленными, да они и не были таковыми. Просто все на поле надо выполнять красиво — болельщики должны получать удовольствие.
«У меня нет оснований предположить, — писал Лев Филатов, — что он намеренно старается выделиться, обратить на себя внимание. Но так получается. Если о других мастерах уместно отозваться, что они дриблинг, финты и иные сложности применяют, то Газзаев их демонстрирует, блещет ими. Он создан для них, он их обожает, верит в них. И знает себе цену, как мастер всего тонкого, затейливого, с выкрутасами, с обманом, что хранится в заветных тайниках футбола».
Но горячий характер по-прежнему подводил: не всегда удавалось сдерживать себя в конфликтных ситуациях, часто апеллировал к судьям, нередко во время игры предъявлял претензии и к партнерам.
И все же при этом в глубине души Газзаев всегда был настроен по отношению к себе самокритично и после неудачных игр не только всегда тяжело переживал, но и пытался понять собственные ошибки. В одном из интервью еженедельнику «Футбол — Хоккей», состоявшемся вскоре после завершения игровой карьеры, еще, так сказать, по горячим следам событий, он так оценивал свои действия: