Второй раз за этот день Сангвиний ощутил присутствие брата.
Он резко повернулся и пристально посмотрел в полумрак, и тогда громадная тень вышла из-за рухнувшей опорной колонны и замерла перед ним.
— Хорус?
— Что ты наделал? — Свет упал на лицо его брата, и на нем было отчетливо видно потрясение. — Что ты наделал? — звук собственного голоса, казалось, вывел Луперкаля из оцепенения, и он бросился к убитому воину. — Ты… убил его.
Сангвиний встал перед трупом, словно защищая его, и остановил Хоруса.
— Ты следил за мной? — тон выдавал гнев и удивление, стыд и сожаление, и сотню других эмоций. — Шпионил?
Хорусу понадобилось все его огромное самообладание, чтобы остаться на месте, смятение на его лице исчезло. Он пытался понять то, свидетелем чему стал, и не смог. Примарх казнил одного из собственных сыновей… Даже думать о таком было страшно.
— Ты не должен здесь находиться, — безжизненным тоном произнес Сангвиний. — Это не для глаз посторонних.
— Похоже на то, — мрачно кивнул Хорус. — Но я не посторонний, я твой брат, — он поднял голову и с вызовом встретил взгляд Ангела. — И я не понимаю, почему ты совершил столь отвратительный поступок.
Сангвиний не стал спрашивать, как Хорус прошел мимо стражи Ралдорона, не подняв тревоги, в конце концов, он был примархом, а сыновья Императора всегда были искусны.
Взгляд Хоруса смягчился, теперь в нем не было гнева, только сочувствие.
— Я не должен был приходить сюда, но твоя реакция на слова первого капитана… Брат, то, что я увидел в твоих глазах в тот момент, обеспокоило меня, — он обошел Ангела и опустился на колени у тела Алотроса. — И теперь я вижу, что был прав.
Хорус хладнокровно осмотрел мертвого легионера и постучал пальцем по его виску.
— Скажи мне, в чем причина. Что с ним случилось? Это сделали нефилимы, они повредили его рассудок?
Ложь застряла в горле Ангела. Да, он хотел солгать…
Ужасная трагедия. Это работа грязных ксеносов. Я был вынужден совершить прискорбный поступок…
— Нет. — Ложь рассыпалась прежде, чем обрела форму слов. Солгать своему брату было не проще, чем заарканить солнце Мельхиора и стянуть его с неба. Хорус и Сангвиний знали друг друга настолько хорошо, что ложь представляла невероятно сложную задачу. Он не мог пойти на это.
— Нет, Хорус. Это моя вина. Ответственность лежит на мне.
Наступила долгая пауза, и Ангел видел ход мыслей своего брата по выражению его лица: вопросы, которые тот задавал себе, ответы, которые хотел найти.
Наконец Хорус встал и положил руку на плечо брата, на твердых чертах лица Луперкаля отразилась тревога.
— Если ты захочешь, я сейчас же уйду и больше никогда не заговорю об этом. Твой легион — это твоя забота, Сангвиний, и я никогда не позволю себе усомниться в этом, — он сделал паузу. — Но я твой брат и твой друг, и мне тяжело видеть печаль в твоих глазах. Я знаю, у тебя сострадательная душа, ты бы никогда не совершил такое, если бы имел выбор. Но твоя ноша тяжела, и я помогу нести ее, если только ты позволишь.
Кровавый Ангел прищурился.
— Ты о многом просишь.
— Как всегда, — согласился Хорус. — Расскажи мне. Объясни, — он почти умолял. — Клянусь честью своего легиона, ни одно произнесенное здесь слово не покинет этих стен. Я буду держать это втайне от всех.
Сангвиний встретил его взгляд.
— Даже от нашего отца?
Хорус минуту ничего не говорил, затем, наконец, кивнул.
С большой осторожностью Сангвиний поднял тело погибшего воина и отнес его к каменному пьедесталу. На платформе раньше покоилась кристаллическая статуя нефилима, но сейчас все, что осталось от нее, — куча обломков, хрустящих под ногами. Примарх расположил тело мертвого легионера для церемонии прощания, вернув достоинство, украденное безумием.
Наконец Сангвиний повернулся к Хорусу.
— Нас создали идеальными, — начал он. — Инструменты войны. Величайшие мастера битвы, — он медленно развел руки, и крылья белым костром вспыхнули за его спиной. — Думаешь, отец преуспел в своем замысле?
— Совершенство — это не состояние, — ответил Хорус. — Это стремление. Все, что имеет значение, — путь, а не цель.
— Это тебе Фениксиец сказал?
Его брат кивнул.
— Фулгрим бывает заносчив, но в этом он прав.
Сангвиний положил руку на неподвижную грудь Алотроса.
— Мы так много даем своим сыновьям. Наш облик, нашу волю, нашу силу духа. Они лучшие из людей. Но также в себе они несут наши изъяны.