Должен признаться: наши кумиры — очень несчастные люди. Большинство из них несчастны в браке. Многие пережили развод. Практически ни одна «звезда» не может жить без личного психотерапевта. Людей, ставшими для нас героями, постоянно терзают сомнения. Они никак не могут решить вопрос собственной значимости.
Встречался я и со служителями. Это люди, подобные доктору Полу Брэнду, который двадцать лет проработал в Индии среди самых презираемых изгоев общества — больных проказой. Это медики, которые оставили высокооплачиваемую работу и отправились лечить больных в захолустье. Это сотрудники миссий милосердия, которых я встречал в Сомали, Судане, Эфиопии, Бангладеш и других центрах сосредоточия человеческих страданий. Это переводчики, которые отправились в джунгли Южной Америки, чтобы перевести на местные наречия Библию.
Я всегда восхищался этими людьми. Их пример воодушевлял меня. Но мне и в голову не приходило им завидовать. Однако сейчас, размышляя и сравнивая звезд со служителями, я отчетливо вижу: в привилегированном положении находятся служители. Они трудятся день и ночь за скоромную зарплату. Ими не восхищаются, им не аплодируют. Они растрачивают свои таланты и способности на убогих и сирых. Но почему–то действительно получается, что отдающие свою жизнь — обретают ее. В нашем жестоком и несправедливом мире они обретают мир иной.
Когда я задумываюсь о церквях, в которых побывал, я не вспоминаю величественных европейских соборов. Эти здания — музеи. А мне всегда приходит на память часовня в Карвилле или церквушка с протекающим потолком и обвалившейся штукатуркой в бедном квартале Ньюарка. Я вспоминаю церковь в чилийском Сантьяго — примитивное бетонное здание с рифленой железной крышей. И все потому, что в этих местах — там, где сосредоточено человеческое страдание, — я видел преизобилующую христианскую любовь.
История лепрозория в Карвилле очень интересна. Правительство купило участок земли, чтобы выстроить для прокаженных целый комплекс. Но найти строителей и обслуживающий персонал оказалось невозможно. Никто не хотел расчищать дороги, осушать болота, ремонтировать домики, оставшиеся от работников заброшенной плантации. Само слово «проказа» вселяло в людей ужас и отвращение.
В конце концов ухаживать за прокаженными в Карвилль приехали монахини из ордена «Сестры милосердия». Они поднимались за два часа до рассвета. Невзирая на жару, монахини всегда были одеты в белоснежные накрахмаленные платья. Дисциплина в ордене была строже армейской. Сестры оказались единственными, кто согласился трудиться в лепрозории. Им пришлось копать канавы и закладывать фундаменты зданий. Но их тяжкий труд превратил бывшую плантацию в пригодное для жилья место. Эти женщины трудами прославляли Бога, а улыбками несли радость окружающим. Подобное жертвенное служение — ярчайший пример соединения радости и страдания в одном деле.
Искать счастья в наркотиках, удовольствиях, роскоши — означает в итоге остаться ни с чем. Недаром говорят: «Счастье бежит от тех, кто за ним гонится». Счастье приходит нежданно. Оно — побочный продукт любого благого дела, в которое человек вкладывает всю свою душу. Оно — награда за труд, а любой труд неизменно сопряжен с болью. Получается, что радости без боли не бывает.
Часть 2
Боль — весточка от Бога?
Глава 5
Стенающая планета
Представьте себе людей, живущих в одном доме. Половина из них думает, что находится в гостинице, а другая половина — что в тюрьме. Тот, кто думает, что живет в отеле, сочтет условия невыносимыми. А тот, кто считает, что он в тюрьме, удивится обилию удобств. Вот так и то, что кажется нам сегодня скверным вероучением, в итоге принесет утешение и силу. И те, кто пытается смотреть на наш мир с оптимизмом, окажутся горько разочарованы. Лишь люди, которые видят, насколько суров и безжалостен этот мир, обретут оптимизм.
Взгляните на наш общий дом — на землю. Посмотрите, как прекрасен закат: яркие краски постепенно сменяются нежнейшими пастельными оттенками. Или постойте босиком на берегу океана, зарыв ступни в мокрый песок, ощутите брызги набегающей волны. Всмотритесь в рисунки на крыльях бабочек: крохотные лоскутки небесной ткани имеют десятки тысяч вариантов окраски. Какой художник создаст подобное? Легко верить в любящего Создателя, находясь среди прекрасных творений.
Однако то же самое солнце, которое расцвечивает закатное небо, дотла выжигает растительность на африканской земле, обрекая людей на голод и смерть. Ласковые волны прибоя, ритмично набегающие на берег, во время шторма обретают дикую смертоносную силу, губя людей и сметая прибрежные деревушки. А безобидные красочные создания, порхающие среди цветов, живут всего пару недель — они лишь часть безжалостного цикла жизни и смерти, которому подчинена природа. Природа — нам не мать, она наша падшая сестра. Земля, хоть и остается венцом Божьего творчества, являет собой сильно подпорченный шедевр.
А как же люди? Человечество дало нам Баха и Бетховена, Лютера и Гете. Но ведь Гитлер, Эйхман и Геринг — тоже представители человечества. Моя родина, США, в политический фундамент которой заложены принципы свободы, узаконенные в Билле о правах, прошла через рабство и гражданскую войну. В каждом из нас мудрость, творческое начало и милосердие соседствуют с лукавством, гордыней и эгоизмом.
То же самое относится и к боли. При ближайшем рассмотрении она кажется верным другом. С точки зрения узкого специалиста — скажем, биолога — болевая система являет собой одно из поразительных творений. Нервная система, несущая отпечаток гения Творца, подобно шедеврам Рембрандта, вызывает восхищение и благоговение.
Но, как правило, собственную боль мы неспособны воспринимать теоретически. Своя боль не вызывает радостного изумления. Когда у нас есть возможность связать каждый болезненный сигнал с конкретной причиной, то болевая система выглядит разумной и совершенной. Но если взглянуть на человечество с высоты истории, то вырисовывается совсем другая картина: миллионы людей неумолимо движутся к смерти, страдают от голода, истекают кровью и изнемогают от болезней. И тут проблема страдания встает перед нами в полный рост.
Боль и страдание нельзя свести исключительно к физиологии нервных клеток. Существует и косвенное воздействие боли: она сокрушает душу наполняет ее отчаянием и безнадежностью. Почему жизнь одних омрачена артритом, раком или врожденными пороками, а другие доживают до семидесяти лет в полном здравии? Поэт Уильям Блейк так выразил сущность земного бытия: «Под стоны матери и плач отца пришел я в этот мир, где опасностям нет конца…».
Философы обожают рассуждать о страданиях человечества, будто всю земную боль можно по каплям собрать в один котел и предъявить Богу: «Вот, мол, вся боль и муки земли. Что Ты, Господи, скажешь в Свое оправдание?» Но, как заметил герой романа Достоевского Иван Карамазов, боль касается каждого в отдельности. А незаслуженное страдание даже одного–единственного человека ставит вопрос о боли намного острее, чем формулируют его философы. Высшая гармония не стоит слезинки хотя бы одного замученного ребенка, считает Карамазов.
Может быть, боль задумана в качестве прекрасной защитной системы, но что–то на земле пошло не так и боль вырвалась из–под контроля. Теперь давайте определимся с терминами: под болью мы будем понимать защитную систему организма, а говоря о человеческих несчастьях, будем использовать слово страдание. В конце концов, больной проказой боли не ощущает, но страдает сильно.
Конечно же, встречаются люди, которым не довелось испытать острой физической боли, но любой из нас сталкивался со страданиями, причиной которых бывают несовершенства характера или внешности, разрушенные отношения, мрачные события детства, удушающее чувство вины. Чтобы понять страдание нужно отойти от микроскопа: он хорош для того, чтобы показать, как исправно откликаются на раздражители нервные клетки. Но сейчас речь не об этом. Нам придется посмотреть в лицо людям, которые изнемогают от страдания. И тогда вопрос «Где Бог, когда я страдаю?» придется переформулировать: «Почему страданиям нет конца? Почему Бог допускает, чтобы мучились безвинные люди?»