Реакция святого Франциска похожа на отношение Алеши Карамазова к брату Ивану в романе Достоевского. Алеша не мог найти ответов на мучительные вопросы о боли и страдании. И вот он решил пойти к страдающим и с любовью их обнять. Достоевский подчеркивает движение души Алеши. А помните, как отнесся Иисус у Достоевского к Своему врагу — Великому Инквизитору?
Если бы Церковь всегда следовала этому образцу и отвечала на людские страдания не догмами, а любовью, то, возможно, мучительные вопросы не вставали бы перед верующими с такой силой. Совместные усилия всех частей Тела Христова могут стать великой преобразующей силой, способной изменить жизни одиноких, страждущих, отверженных мира сего. Церковь может стать тем деревом, о котором говорит Евангелие — огромным деревом, которое становится прибежищем для многих птиц.
В больницах всегда поражаешься тому, как по–разному утешают больных верующие и неверующие. Одни говорят: «Мы молимся за тебя». Другие: «Удачи тебе — будем держать за тебя пальцы скрещенными». Если мне потребуется одним предложением ответить на вопрос: «Где Бог, когда я страдаю?» — то я отвечу встречным вопросом: «Где Церковь, когда я страдаю?» Мы, верующие, и есть самый зримый ответ Бога изнемогающему миру.
«Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев. А кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, — как пребывает в том любовь Божия? Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиною» (1 Ин 3:16–18).
Глава 20
Нас ждет новый мир
Как в мае снег Свой век отжил, Так тают беды предо мной!
Христианство предлагает страдающему человеку еще один ни с чем не сравнимый дар. Библия являет нам трехтысячелетнюю историю человечества, но все исторические события оказываются исчезающе малыми по сравнению с одним важнейшим событием — с Голгофой. Смерть Иисуса Христа на Голгофе стала кульминацией истории, ее поворотным моментом. Но смерть Спасителя — все–таки не вершина и не конец истории.
По прошествии трех дней после погребения выяснилось, что Иисус жив. Жив?! Не может быть! Поверить этому известию было трудно. Даже ученики не поверили в Его воскресение, пока Он не явился им и не позволил прикоснуться к Своему телу. Но вот что удивительно: Он пообещал, что однажды каждый верующий получит новое тело.
Воскресение Иисуса Христа, Его победа над смертью открыли новую страницу не только в истории человечества, но и в летописи боли и страдания. Теперь можно смело сказать: и боль, и страдание преходящи. Иисус Христос дал нам удивительное обетование — пообещал новую жизнь, в которой не будет боли. Это значит, что какой бы сокрушительной ни была мука сейчас, она не продлится вечно.
Надежда всех христиан — надежда на жизнь грядущую с Богом, жизнь без боли и слез. Как это ни удивительно, люди сегодня говорят о вере в небесную жизнь с большой неловкостью. Вера в грядущую жизнь многим представляется попыткой уйти от решения проблем этого мира.
У чернокожих мусульман есть похоронная церемония, которая символически отражает современные взгляды на жизнь и смерть. Когда гроб с телом умершего выставляют для прощания, родные и близкие окружают помост и стоят в полном молчании. Ни цветов, ни слез, ни пения. По кругу пускают подносы, с которых люди берут по мятному леденцу. Потом по сигналу все кладут леденцы в рот. Пока леденец медленно тает во рту, каждый думает о том, как сладка была жизнь покойного. Но вот леденец рассосался — это знак того, что жизнь кончилась. Больше ничего не будет.
А мы? Как мы относимся к смерти? Стремимся избежать любого напоминания о ней! Реанимационные отделения, хосписы, морги, кладбища — эти заведения прячутся за высокими заборами. Но если смерть неизбежна, наше поведение полностью соответствует философии чернокожих мусульман. Современный мир пронизан язычеством, которое говорит нам, что смерть — это конец, последняя точка, а вовсе не переход в жизнь вечную. Элизабет Кюблер–Росс выявила пять этапов, которые проходит умирающий, и сделала вывод, что последний этап — принятие — наиболее благотворный. С тех пор медики стараются подвести своих пациентов именно к принятию смерти.
Однажды на встрече группы «Ни дня напрасно» женщина по имени Донна, у которой была последняя стадия лейкемии, рассказала, с каким нетерпением она ждет дня, когда попадет на небеса. Ее слова вызвали у членов группы полное замешательство: повисла тишина, потом кто–то неловко кашлянул, кто–то сделал большие глаза. Тогда ведущая группы предложила всем обсудить вопрос о том, как помочь Донне справиться со страхами и подойти к этапу принятия смерти.
В тот раз я ушел с собрания с тяжелым сердцем. Наша материалистическая, чуждая вере культура учит людей не обращать внимания на глубинные чувства! Донна, следуя побуждению сердца, прикоснулась к основанию христианского богословия: смерть — наш страшный враг, но в конечном итоге он будет истреблен. Однако все участники группы, включая ведущую, посчитали, что Донна просто не хочет смириться перед лицом смерти. Почему? Ведь каждый из них месяц за месяцем наблюдал, как постепенно угасают функции его организма. Почему они боятся подумать, что смерть — это еще не конец? Сама мысль о скорой кончине Донны вызывает лишь одну реакцию: «Будь ты проклята, смерть!»
Некоторое время спустя мне попалась на глаза цитата из Блеза Паскаля. Он жил именно в ту эпоху, когда мыслители только начали высмеивать на их взгляд примитивные понятия о душе и о вечной жизни. Паскаль так сказал об их мнении: «Неужели он и ему подобные рассчитывают осчастливить нас, сообщив, что по твердому их убеждению наша душа — не более чем дуновение ветерка, струйка дыма, да еще произнеся это тоном, преисполненным гордости и самодовольства? Подобает ли утверждать такие вещи столь беззаботно? Или, напротив, их следует произносить с прискорбием, ибо что на свете может быть прискорбнее?»[30]
Какая страшная подмена ценностей происходит в людских умах! Люди кичатся верой в то, что со смертью человек исчезает окончательно и бесповоротно. Они почитают надежду на блаженную вечность трусостью. Справедливо ли согласиться с темнокожими мусульманами, с материалистами и марксистами во мнении, что наш мир, пораженный злом и страданием, и есть последнее пристанище человека?
Библия дает новое представление о жизни после смерти. Оно рождает не страх и не тоску, а радость и предвкушение. Наша планета стенает от боли — и христиане вполне обоснованно жаждут оказаться в новом мире, в котором Бог сотрет с глаз плачущего каждую слезинку.
Пасхальная вера
Сейчас мы видим лишь тень будущего. Нам лишь временами дано ощущать несказанную радость — ту радость, которая влечет нас в мир иной и которую у нас никто не отнимет. Мы будто заключены в темной комнате — сцена из пьесы Сартра «За запертой дверью», — но сквозь щели в стенах просачиваются узкие полоски света. В них — добродетель, слава, красота, сострадание, истина и справедливость. Можно предположить, что за этими стенами существует какой–то другой мир, ради которого стоит претерпеть любые скорби.
Христианская вера не дает безболезненного способа смириться со смертью, но открывает путь к ее преодолению. Христос — это Жизнь. Его Воскресение безоговорочно свидетельствует о том, что Бог не ограничен пресловутым циклом жизни, который завершается смертью. Он делает все возможное, вернее, Он уже сделал все возможное, чтобы разорвать этот цикл.
В октябре 1988 года произошел несчастный случай: во время подводного погружения на озере Мичиган погиб один из моих самых близких друзей. В тот день, когда Боб последний раз ушел под воду, я, ни о чем не подозревая, сидел в университетском кафе и читал книгу известного психотерапевта и писателя Ролло Мэя. Книга называлась «В поисках прекрасного». В ней рассказывается о том, как Мэй всю свою жизнь искал красоту. Поиски привели его в Грецию, на Святую Гору Афон, где расположены православные монастыри.
В то время Ролло Мэй только–только начал восстанавливаться после пережитого им нервного срыва. Он приехал на Афон как раз на Пасху и попал на праздничное богослужение. Православная пасхальная литургия исполнена символизма и непередаваемой красоты. В храме висели иконы, пахло благовониями. В самый торжественный момент священник раздал каждому участнику по три пасхальных яйца — изумительно расписанных и обернутых в тонкую ткань. «Христос воскресе!» — провозгласил он. И все присутствующие, в том числе и Ролло Мэй, откликнулись: «Воистину воскресе!»