– Что будете, док? Я угощаю.
Он улыбнулся, и я попросил ванильный коктейль.
По возвращении в офис я обнаружил у себя на столе записку от Джой. Звонил доктор Уитфилд, консультант психиатрического госпиталя, хотел уведомить меня, что мистера Оллсопа положили к ним. Отлично! Одним делом на сегодня меньше. Я удовлетворенно вычеркнул запись «принудительная госпитализация для Оллсопа» из своего списка и просмотрел оставшиеся пункты. Потеряй этот листок человек, которому он попал бы в руки, тот наверняка ничего бы не понял: «занести сэндвичи Марку», «найти женщину с пакетом из Waitrose», «Крисси уже отрезали ногу?».
Я позвонил в госпиталь, куда госпитализировали мистера Оллсопа, и сестра, взявшая трубку, рассказала мне, что произошло. Прошлой ночью он устроил погром в Tesco. Ему снова померещилось, что души умерших томятся внутри продуктов, упрятанные туда какой-то злой силой. На этот раз его гнев пал не на суп в пакетиках, а на белые батоны: он распотрошил весь прилавок, распечатывая их и рассыпая по полу нарезанные ломти так, что продавцы вызвали охрану. Полицейские отвезли его в госпиталь, где он сказал врачу в приемном, что не хотел расстраивать мистера Теско, но разве хорошо воровать души покойных? Добровольно ложиться в больницу он отказался. Доктора, осмотревшие его, пришли к заключению, что он совсем не Бог, а, скорее всего, сумасшедший, поэтому, по Закону о психическом здоровье, приняли решение о принудительной госпитализации.
К счастью мистер Оллсоп был хорошо знаком с процедурой и особо не сопротивлялся.
– По-моему, – сказала медсестра, – ему даже нравится, что здесь он получает столько внимания.
В палате он быстро успокоился и даже начал учить других пациентов священному писанию. Один из них, по словам медсестры, уже решил, что в него вселился Святой Дух.
– Остается заполучить только Христа, и будет у нас вся Святая Троица, – хихикнула она на прощание.
Десять дней спустя мистер Оллсоп был готов к выписке. Консультант, лечивший его, заверил меня, что пациенту стало гораздо лучше, как только он начал опять принимать лекарства. Я очень надеялся, что на этот раз он задержится подольше в своей квартире. Я поехал в госпиталь. Хоть и работал «в поле» (этим эвфемизмом обозначалась трясина, в которую я погрузился), с госпиталем мы поддерживали тесную связь. Многие пациенты оказывались слишком психически неуравновешенными, чтобы оставаться на улице, и я направлял их на госпитализацию. Однако отправка на принудительное лечение приводила к проблемам между врачом, который отдавал распоряжение, и пациентом. Те, кто страдал от серьезных физических заболеваний, обычно не отказывались лечь в терапию или хирургию, чтобы им там помогли. А вот бродяги с больной психикой, нуждавшиеся в лечении, в психиатрию отнюдь не рвались.
Сестра сопроводила меня в ординаторскую, где я стал дожидаться, пока мистер Уитфилд, в процессе обхода, доберется до мистера Оллсопа. В психиатрии обходы выглядели совсем не так, как в терапии и хирургии. Они скорей напоминали собрание совета директоров, но без разноцветных диаграмм и бутылок с минеральной водой. Кстати, и чашки, и стаканы в психиатрии запрещены, чтобы неуравновешенный пациент не мог использовать их как оружие против медперсонала. Обход проходит в комнате дневного пребывания, и на него собираются медсестры из палаты пациента, врачи, специалисты по трудотерапии, психологи, социальные работники, сам пациент, его родственники и остальные, кто имеет отношение к его делу. Все усаживаются в широкий круг, как на групповой терапии, разве что за руки держаться не надо.
Дожидаясь, я просмотрел на доске список пациентов. По крайней мере троих я знал по «Проекту Феникс». Ах да, еще мисс Николсон! В нашу последнюю встречу она кричала мне вслед, что меня убьет. Отлично. Надеюсь, она не знает, что я тут.
Кто-то заколотил в дверь.
– Я тебя убью! – проорала мисс Николсон.
Судя по всему, она была в курсе, что я сижу в ординаторской, и отнюдь не радовалась этому факту. Видимо, упоминание моего имени заставило медсестер оттащить ее от двери, а может, дело было в ее удаляющихся воплях:
– Я глаза тебе выколю, скотина!
Как мило, правда? Несмотря на внезапный позыв, я решил не выходить в туалет, затаившись там, где сидел. Надо думать, в список тех, кому она собиралась разослать рождественские открытки, мое имя не входило.
Когда работаешь врачом, у тебя, несмотря на стрессы и усталость, всегда есть утешение, которое оправдывает все тяготы, – чувство, что ты, хотя бы немного, кому-то помог. Благодарность со стороны пациента является дополнительным бонусом: люди признательны за то, что ты делаешь для них. В психиатрии такого не бывает, особенно с теми, кто по-настоящему болен. Никто тебе не скажет «спасибо», хоть ты и действуешь в их интересах. Вместо этого тебя все ненавидят. Особенно сильно отношения «доктор-пациент» страдают во время так называемых «трибуналов» – слушаний по делам о принудительной госпитализации в рамках Закона о психическом здоровье. Хотя этот закон разрешает госпитализировать и лечить пациентов против их воли, у них есть право подать апелляцию. Тут-то и начинаются проблемы. В последний раз, когда я появлялся в отделении, я как раз присутствовал на «трибунале» мисс Николсон. С меня потребовали доклад с перечислением причин, по которым ей следовало оставаться в госпитале.