— Что может быть естественней. Надолго?
— На полчаса. Проснувшись, я снова посмотрела на часы.
— Что вас разбудило?
— Крик чайки, которая охотилась за остатками сэндвича.
— Получается, это было уже в два часа?
— Да.
— Постойте. Когда я сюда прибыл, было еще слишком рано наносить визиты знакомым леди, так что я побрел на пляж и подружился с одним рыбаком. Он упомянул, что вчера на Жерновах отлив был в четверть второго. Следовательно, вы спустились на пляж, когда отлив уже почти заканчивался. А когда проснулись, начался прилив, и в следующие сорок пять минут вода прибывала. Подошва вашей скалы — которую, к слову, местные называют Чертовым утюгом — открывается всего на полчаса между приливами, и то только в разгар сизигийных приливов, если вы понимаете это выражение.
— Прекрасно понимаю, не понимаю только, при чем это здесь.
— А при том, что если кто-то дошел до этой скалы краем моря, он мог попасть туда, не оставив следов.
— Но он оставил следы. Ой, я поняла. Вы думаете о возможном убийце.
— Я, естественно, предпочел бы, чтоб это оказалось убийством. А вы?
— Да, конечно. Тогда получается, что убийца мог появиться с любой стороны. Идя из Лесстон-Хоу, он должен был прийти после меня, потому что я видела берег с дороги и на нем никого не было. Но со стороны Уилверкомба он мог прийти в любое время.
— Нет, не мог, — возразил Уимзи. — В час, как вы сказали, его там не было.
— Он мог стоять за Утюгом.
— А, да, мог. А что труп? Мы можем довольно точно определить, когда он пришел.
— Как?
— Вы сказали, его туфли были сухими. Значит, он пришел к скале посуху. Осталось выяснить точное время, когда открывается дно между берегом и скалой.
— Конечно! Как я не сообразила. Но это легко выяснить. На чем я остановилась?
— Вы проснулись от крика чайки.
— Ах да. Ну, потом я обошла утес и подошла к скале, а он там лежал.
— И в тот момент никого вокруг не было?
— Ни души, кроме человека в лодке.
— Ага, лодка. Предположим, что лодка подплыла во время отлива, а тот, кто в ней был, дошел вброд до скалы…
— Конечно, так могло быть. Лодка находилась довольно далеко.
— Похоже, все зависит от того, когда там оказался труп. Надо это выяснить.
— Вынь да положь вам убийство.
— Самоубийство — это скучно. И зачем идти в такую даль, чтоб покончить с собой?
— Почему бы и нет? Так гораздо опрятнее, чем в собственной спальне или где-то еще. Мы, кажется, не с того начали. Если мы узнаем, кто он, то, не исключено, найдется записка, в которой он подробно объяснил, зачем это сделал. Полагаю, полиция уже все выяснила.
— Возможно, — недовольно сказал Уимзи.
— Вас что-то смущает?
— Две вещи. Во-первых, перчатки. Зачем резать себе горло в перчатках?
— Да, мне это тоже показалось подозрительным. Может, он страдал какой-то кожной болезнью и привык не снимать перчаток. Надо было посмотреть. Я даже начала их снимать, но мне стало… противно.
— Гм! Оказывается, вам свойственны некоторые женские слабости. Второе, что меня смущает, — это орудие преступления. Зачем бородатому джентльмену опасная бритва?
— Специально купил.
— Да. В конце концов, почему бы и нет? Гарриет, дорогая моя, думаю, вы правы. Малый перерезал себе горло, вот и все. Я разочарован.
— Разочаруешься тут, но что поделать. О, а вот и мой друг инспектор.
И вправду, инспектор Ампелти пробирался к ним между столиков. Он был в штатском — его широкую фигуру уютно облекал твидовый костюм. Инспектор дружелюбно поздоровался с Гарриет.
— Подумал, что вы захотите взглянуть на свои снимки, мисс Вэйн. Мы опознали его.
— Да что вы! Уже? Вы хорошо работаете. Инспектор Ампелти — лорд Питер Уимзи.
Инспектор, казалось, очень обрадовался знакомству.
— Вы не теряете времени, милорд. Но не думаю, что вы найдете в этом деле загадку. Похоже, чистое самоубийство.
— Мы с прискорбием пришли к тому же заключению, — признался Уимзи.
— Хотя с чего бы ему кончать с собой, непонятно. Но этих иностранцев поди пойми, так ведь?
— Я так и подумала, что он иностранец, — вставила Гарриет.
— Точно. Он русский или что-то вроде этого. Поль Алексис Гольдшмидт, известен как Поль Алексис. Из этого самого отеля, между прочим. Профессиональный танцор, развлекает постояльцев — вы наверняка знаете таких людей. О нем тут почти ничего не известно. Появился чуть больше года назад, попросился на работу. Танцевал вроде хорошо, а у них как раз была вакансия, так что его взяли. Ему двадцать два или около того. Холост. Снимал комнату. Ничего предосудительного о нем не известно.