Обычно мужчины находили ее чудесной молодой особой. Они не впадали в экстаз и не осыпали ее букетами, но с удовольствием искали ее общества и в бальной зале, и на охоте.
На танцевальных вечерах она была самой легкой и грациозной из танцующих дам. В седле она бесстрашно брала любые препятствия не хуже иного мужчины.
Многие джентльмены говорили, что мисс Садбери нет равных среди дам, но при этом, слегка тушуясь, признавались, что немного побаиваются ее.
Сэр Квентин имел всего лишь звание рыцаря, но его должность лорда-наместника плюс значительное состояние могли обеспечить мисс Садбери достойное место в высшем свете.
Ни один мужчина, каким бы титулом он ни обладал, не осмеливался смотреть свысока на эту прямолинейную и решительную леди. А если находился такой неосмотрительный человек, она
могла уничтожить его одним взглядом дивных глаз или беспощадными насмешками.
Несмотря на столь неоднозначные достоинства, мисс Садбери получила несколько предложений руки и сердца, и отнюдь не от охотников за приданым. Некоторые претенденты были искренне увлечены ею.
Но девушка отклонила все до единого предложения, приведя в гнев своего отца. Лорд был довольно тщеславен в отношении своей дочери и особенно в отношении себя самого. Когда дочь получила предложение от виконта, отец был в эйфории. А когда она отказала ему — разразился грандиозным скандалом, приведшим всех домочадцев в трепет. Всех, кроме Ванды. Она не боялась никого, но после столь бурной реакции отца теперь отклоняла предложения руки и сердца, не сообщая ему об этом. К тому же едва ли не под страхом смерти она запретила обращаться с подобными предложениями к родителю через ее голову. То, что ни один из претендентов не осмелился ее ослушаться, также говорило о силе ее характера.
В то утро Ванда была одна. Отец уехал по делам службы, а ее ожидали обычные домашние хлопоты.
Будучи лордом-наместником, сэр Квентин привык, что жители графства идут к нему со своими
проблемами. И еще он привык к мысли, что может положиться на свою умелую, расторопную дочь в качестве неофициального секретаря.
Ванда позавтракала в одиночестве и уселась за письменный стол в библиотеке.
— Отец вовремя уехал на встречу? — спросила она у горничной, которая час спустя принесла ей кофе.
— Он уехал рано, мисс. Но поехал не в город, а в другом направлении.
— В другом? Ты имеешь в виду в Каннингем-холл?
—Да, мисс.
Ванда коротко вздохнула, пробормотав:
— Если отец отправился туда по причине, которую я подозреваю, я его собственными руками задушу!
— Что, мисс?
— Ничего. Кофе превосходный.
Служанка поспешила уйти, а Ванда сидела, уставившись куда-то в пространство, и в голове ее крутились тревожные мысли.
Направляясь в усадьбу Садбери, Роберт беспристрастно размышлял о своих отношениях с Вандой. Они всегда были друзьями. Девушка смеялась над его шутками, ее приятно было пригласить на ленч или на обед. Она с легкостью находила общий язык с людьми, умела поддержать беседу, развеселить. Ее отношение к графу всегда было благоразумно-дружеским. Она была не так взыскательна, как другие женщины.
Роберт пытался понять, хочет ли Ванда выйти за него замуж. Действовал ли отец по ее указке? Но когда они были вместе, она и виду не подавала, что имеет к нему матримониальный интерес.
Граф ломал голову, почему сэр Квентин выбрал в мужья для дочери именно его.
Но ведь ответ очевиден!
Тщеславие.
Как и все в графстве, он знал о том, что мужская половина высшего света была глубоко возмущена, когда Ванда отказала виконту. Сэру Квентину так хотелось подняться выше по социальной лестнице!
В глубине души Роберт одобрял решение Ванды не выходить замуж за глупца только потому, что он — виконт, и уважал за то, что она смогла с достоинством выдержать гнев отца. Но ее столь энергичное неповиновение нравилось ему только в теории. Когда он сам надумает жениться, то выберет в жены более покладистую женщину, которая не станет противопоставлять его воле свою.
Наконец он выехал на прямую аллею к их дому и поскакал под сенью огромных дубов. Он ожидал
увидеть Ванду в седле, зная, что обычно она любит кататься в такую чудесную погоду, но сейчас ее нигде не было видно. Поэтому граф направил лошадь к крыльцу — весьма внушительному, но не столь пропорциональному и красивому, как парадное крыльцо его особняка.